В этом году исполняется предположительно 150 лет со дня рождения уникального художника-самоучки из Грузии, которого весь мир знает как знаменитого Нико Пиросмани. А предположительна юбилейная дата, потому что биографические данные не подтверждены документально, написаны со слов художника либо восстановлены после его смерти. Как возникала его наивная живопись, можно узнать, если пройти дорогой испытаний знаменитого художника.
ДИАГНОСТИЧЕСКОЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ
Доминирующие и практически неизменные в течение всей жизни черты характера Пиросмани позволяют предположить наличие легкой степени умственной отсталости. В этом свете более понятными становятся и особенности его живописного творчества: примитивизм – следствие конкретного типа мышления. К этому стоит добавить и злокачественное течение алкоголизма, и социальную деградацию, и жалкую смерть бродяги. Но в поведении Пиросмани явственно присутствуют шизофренические черты, о чем свидетельствуют психотические эпизоды и неадекватное поведение. Так что речь может идти и о сочетании различных психических расстройств, например о так называемой пропфшизофрении – шизофрении, возникающей у лиц с умственной отсталостью, осложненной алкоголизмом.
СИРОТА ПО ЖИЗНИ
Николай Пиросманашвили родился в крестьянской семье в Кахетии, рано потерял родителей и приют находил у родственников. С самого детства жизнь его протекала с какими-то часто несуразными вывертами. Известно, что уже подростком он увлекся рисованием. Человек благоразумный сначала устроился бы на работу учеником в какую-нибудь мастерскую, изучил ремесло и лишь после этого решился бы действовать самостоятельно. Но Николо сразу взял быка за рога: нашел себе компаньона, такого же дилетанта, как сам, и в середине 1880-х годов открыл в Тифлисе мастерскую декоративной росписи. По легенде, первую вывеску «декораторы» выполнили бесплатно, а других заказов не получили. Так что предприятие быстро прогорело.
Однажды Пиросмани повезло – устроился на работу тормозным кондуктором товарных вагонов. Но и тут не заладилось. В его формулярном списке обнаружены частые записи о штрафах: «За опоздание на дежурство – 50 коп.», «За неявку к поезду – 2 руб.», «За неисполнение приказаний дежурного – 3 руб.». Штрафы большие для человека, который получал 15 рублей в месяц, но, скорее всего, справедливые. Рассеянный и мечтательный характер молодого человека не располагал к четкому соблюдению дисциплины и точному выполнению возложенных обязанностей. Доверчивый и непрактичный, он легко нарушал строгие правила железнодорожной службы. В январе 1894 года получил полный расчет с выплатой выходного пособия – 45 рублей.
Продолжительное время Пиросмани оставался без профессии, без дома, без родных, без положения. Но и следующая его попытка устроиться в жизни закончилась неудачей. Полученное пособие он вложил в «бизнес» и вместе с компаньоном открыл молочную лавку, для которой нарисовал две вывески – «Белая корова» и «Черная корова». Но сам интереса к торговле не проявлял, мог в любое время оставить лавку и по нескольку часов бродить по городу без дела, не заботясь о том, заперта ли входная дверь. По всем представлениям он был, мягко говоря, чудак. Компаньон характеризовал его жестко: «мозги набекрень», «семь пятниц на неделе». У окружающих он имел репутацию психически неустойчивого человека, с которым нельзя иметь дело.
ШЕДЕВР ЗА… РЮМКУ ВОДКИ
Но творческая жилка все-таки была у него в крови, стоит посмотреть на «Фруктовую лавку» или другую вывеску-картину – сразу понятно, что это не простой маляр изобразил. К несчастью, с этого времени началась полоса затяжного пьянства. Трезвым Нико почти не работал – и когда был помоложе, и особенно к концу жизни – организм буквально требовал спиртного… Пьянство быстро приобрело злокачественный характер и сопровождалось повышенной подозрительностью.
Примерно с 1900 года Пиросмани полностью переключился на живопись, пытался зарабатывать себе на жизнь искусством: писал портреты знакомых, изображал многочисленные застолья, а на стенках лавок рисовал чудной животный мир. Платили ему скудно, а чаще совсем не платили, и мучительная жизнь в нищете не давала покоя. Нельзя сказать, что художник совсем не старался поправить свое положение, он объезжал соседние с Тифлисом городки и селения, обходя все лавки и духаны, которым могла потребоваться новая вывеска и картина на стену. В основном писал красками собственного изготовления на клеенке. Но работы «маляра» – так звали его друзья – по-прежнему оплачивались смехотворно скромно. Иные работы, признанные сегодня шедеврами, были созданы буквально… за рюмку водки.
И когда их «открыли» футуристы, то сразу привезли картины художника-самородка в Москву на выставку. Не известного никому выходца из Грузии признали «пролетарским» художником, но для него это ничего не значило, до конца жизни великий Пиросмани продолжал жить словно в другом мире. Постоянно удалялся от людей, и часто даже знакомые ничего не знали достоверно о его существовании.
В 1909 году он написал картину «Актриса Маргарита», которая по-своему тоже была необычной. Он вообще редко рисовал женщин; они у него менее индивидуальны, чем мужские образы. В какой-то мере это можно было объяснить тем, что художник вообще недолюбливал женщин и явно их сторонился. Его любовная история тоже стала легендой, и песня Аллы Пугачевой «Миллион алых роз» посвящена именно этому сюжету. Историю любви Нико рассказывают по-разному, но главное в ней – финал: «актриса Маргарита» предпочла ему богатого возлюбленного, с которым и уехала.
Даже любовь к детям у Пиросмани была гипертрофирована, принимая вид нелепого чудачества. Он возился с детьми, тянулся к ним, приводил к себе в лавку, где в задней комнате в изобилии хранились свистульки, дудочки, фигурки из глины, раздаривал игрушки и сам свистел и дудел вместе с детьми, радовался их веселью. От этой дружбы также остались картины, и стоят они на аукционах, как и остальные, миллионы долларов.
«МОЯ КИСТЬ САМА РИСУЕТ…»
Со временем в поведении странного человека сильнее стала проявляться паранойяльность. Доверчивый по природе, он внезапно становился подозрительным. «Зачем приглашаете меня, если у вас нет задних мыслей?» – мог он неожиданно ответить на приглашение. Смена настроения происходила всегда неожиданно и была пугающей. Иногда рядом с ним становилось просто страшно, и его требовалось в буквальном смысле встряхнуть, чтобы вернуть к действительности.
Однажды Нико вбежал к жене своего компаньона с громким криком: «Помогите! Мой святой Георгий, мой ангел-хранитель стоит надо мной с кнутом и кричит: “Не бойся!”» Такое случалось не раз. «Мне явился архангел, у него в руке кнут – вот он здесь стоит!» – уверенно произносил художник, падал на колени и целовал пол. Потом, успокоившись, объяснял: «Я верю в своего святого Георгия. Когда я ложусь спать, он появляется с кнутом у моего изголовья и говорит: “Не бойся!” А наутро моя кисть сама рисует».
Веселье, которое внезапно овладевало им, тоже пугало – настолько оно бывало беспричинно и некстати, так не вязалось с тем, что в это время происходило: он мог бегать, кричать, хохотать, плясать, не замечая недоумевающих взглядов. Его поведение становилось все более неадекватным. Но художником он оставался всегда и при любых обстоятельствах.
НА ЧУЖОМ ПИРУ
Рисовал Нико покупными или самодельно изготовленными красками на дешевой черной клеенке, которую он частично оставлял нетронутой, прописывая в картине наиболее яркие места. Часть его произведений составляют вывески, часть – картины-панно для украшения интерьеров.
В отличие от других мастеров «наивной живописи», например Анри Руссо, Пиросмани не копировал образцы «высокого» искусства, о которых, скорее всего, ничего и не знал, а брал простые повседневные сюжеты и мотивы. Он изображал типичные городские и сельские типажи, «вывесочные» натюрморты с едой и бутылками, незамысловатые пейзажи, сцены пирушек.
Черный фон характерен для многих работ Пиросмани, в первую очередь для портретов, которые он часто выполнял по фотографиям. Так за три дня был написан портрет Ильи Зданевича (1913 год). Пиросмани работал быстро и не пытался улучшать или исправлять свою работу. Будучи непрофессионалом, он не прибегал к сложным композиционным приемам, поэтому вещи и фигуры существуют у него как бы сами по себе, порождая чувство щемящего одиночества. Даже большие многофигурные сцены («Пир во время сбора винограда») проникнуты этой отстраненностью.
Большое место в его творчестве занимали анималистические образы. Написанные художником животные не столько похожи на свои реальные прообразы, сколько друг на друга («Семья оленей»). И у всех – глаза самого художника. Повторяющимся сюжетом творчества являются сцены праздника или пира. Они могли быть частью пейзажа, а могли быть предметом самостоятельного произведения. Эти сцены представляют яркий контраст с полуголодным существованием самого художника.
Странная атмосфера наполняла его картины – тревожная, томительная атмосфера ожидания, напряженности и недосказанности. Пиршества его не только торжественны, но и печальны. Каждый стол с пирующими – как лодка среди бушующих волн житейского моря, соединившая недолговечное братство людей. Люди застыли и смотрят на зрителей: в их серьезных и грустных глазах удивление и вопрос. Они подняли руки со стаканами и замерли, и бесконечно долго тянется их ожидание.
Из более чем двух тысяч работ Пиросмани сохранилось около трехсот. Не уцелело ни одной его стенной росписи – после революции все они были сбиты или уничтожались вместе с домами. Из вывесок работы художника в трудные зимы делали печные трубы, и очевидцы рассказывали, как на этих трубах еще долго сохранялись остатки краски, а то и угадывался чей-то фантастический взгляд.
Появившиеся в последние годы его жизни меценаты и поклонники обманывали и обсчитывали живописца, широко пользовались его бескорыстием и не стеснялись в этом признаваться. Возможно, даже считали это в порядке вещей: нелепо было вести себя иначе с таким блаженным человеком. Была тут порой и снисходительность, доходящая до презрения, к его неустроенности, к странностям его характера и поведения и к его жизненному «кредо»: «Работать, чтобы пить, пить, чтобы работать».
Однажды духанщик заказал ему картину. О плате деньгами не могло быть и речи: его кормили и давали немного водки – что тоже было счастьем, потому что без рюмки он уже не мог существовать. Здесь же неподалеку отыскалось жилье – отгороженная в подвале крохотная сырая каморка. Спал он прямо на булыжном полу, подостлав какое-то тряпье. Если удавалось набрать щепок и углей, то разжигал перед сном мангал и ложился, терпя дым, разъедающий глаза. Как-то вечером Пиросмани спустился к себе в подвал. Он был пьян, его угостили по случаю праздника. Лег на пол, потерял сознание и пролежал так двое суток. О нем некому было вспомнить.
7 апреля 1918 года в приемный покой городской больницы был доставлен мужчина в тяжелом состоянии, с отеками всего тела, со слабым пульсом, без сознания и через несколько часов, не приходя в сознание, скончался. 9 апреля состоялось вскрытие тела. Протокол вскрытия, подписанный прозектором Гамбургером, гласил: «Отек легких. Гипертрофия сердечной мышцы. Застойная печень. Атрофия селезенки. Хроническое воспаление почек (нефрит)». Это один из редких официальных документов почти вековой давности, относящихся к Пиросмани…