Юлия Высоцкая: «Готовить для меня приятнее, чем роль в склочном театре»

Актриса Юлия Высоцкая — о своей первой роли, тщеславии, разнице между нашими и иностранными актерами, театральной критике и русских за границей.

ПСИХОЛОГИЯ: Юля, от интервью не устали?

ЮЛИЯ ВЫСОЦКАЯ: Да нет, я бы не сказала, что я с утра до вечера даю интервью. Меня в Москве не было полтора года. Жила то в Венгрии, то в Англии, то в Италии, в столице бывала наездами: приезжала на неделю не больше. Поэтому сейчас у меня такой напряженный график.

П.: Русская тусовка за границей — вы в ней участвуете?

Ю.В.: Я вообще в тусовках не участвую, ни здесь, ни за границей. Мне это не интересно. У меня просто есть друзья за границей.

П.: Вы в 1992-м впервые сыграли в психологической драме «Пойти и не вернуться»…

Ю.В.: У меня были напряженные отношения с режиссером, наверное, он не очень понимал, что со мной делать. В то время я только окончила первый курс театрального, естественно, для меня все это было сложно и страшно. Но когда я вышла из этого съемочного периода, была горда собой. Я говорю сейчас о процессе, а не о результате. «Пойти и не вернуться» — первый серьезный опыт кино.

П.: А потом в 2002-м был фильм «Дом дураков», для съемок которого вы специально ходили в психиатрическую больницу…

Ю.В.: Для меня это был уникальный опыт. Я приезжала туда в пять утра, надевала халат и уходила вечером. Для того чтобы играть психически неадекватного человека, надо четко представлять себе, что делать. Я поэтому и ездила в больницу — искала свою героиню. Собрала ее поведение по черточкам, у кого-то взяла манеру речи, у другой девочки — походку. Это помогло мне стать смелее, принять этих людей. Когда выходишь за стены лечебницы, то начинаешь относиться к своей жизни по-другому.

П.: Ваш муж Андрей Сергеевич как-то назвал критиков онанистами, согласны с его мнением?

Ю.В.: Мне бессмысленно комментировать его высказывания. Конечно, хочется, чтобы твоя игра вызывала одобрение, чтобы она нравилась, ведь и для этого тоже мы выходим на сцену. Неприятно, когда ругают, что здесь лукавить. Тщеславие — необходимое качество характера для артиста.

Но я перестала читать критику. Ценность для меня прежде всего в анализе не на уровне нравится — не нравится, муж-жена, а мне интересна попытка критика понять, почему у режиссера и у артистов не получилось, что кажется неубедительным и опять-таки почему.

П.: Вы показываете сценарий каждый раз мужу, перед тем как дать согласие на съемки?

Ю.В.: Сценарии я не показываю, я с ним советуюсь. На самом деле сценариев мне предлагают мало, а хороших — еще меньше. Все логично. Наверное, я сделала свой выбор, он не всегда в пользу работы, чаще в пользу семьи, детей, и я не готова идти на большие жертвы. И потом у всех свои актрисы, театр, кино — это эмоциональный процесс. Люди должны чувствовать друг друга, понимать с полуслова. Я не считаю себя реализовавшейся как актриса, моя ситуация сложная, мне трудно себя найти. А творческая энергия есть, поэтому для меня ценна и передача «Едим дома», и книги, которые выходят. Эта работа доставляет мне кайф и избавляет от чувства недовольства и неудовлетворенности собой. А вообще я не герой Достоевского, не люблю страдать.

П.: Вы чувствуете себя счастливой?

Ю.В.: Почти всегда. Мы приходим в этот мир, чтобы быть счастливыми. Я понимаю, что бывает и плохое настроение, особенно в наших климатических условиях. Я стараюсь помнить о том, что этот день никогда не повторится. Меня делает счастливой безумная любовь к своим детям, мужу, близким.

П.: С кем вам легче работать — с супругом или другим режиссером?

Ю.В.: Мне легко работать с хорошим режиссером. А режиссер на съемочной площадке для меня бог. Это не значит, что я беспрекословно выполняю его требования: могу поспорить, доказать свою правоту. Но если точка зрения режиссера убедительнее, легко с ним соглашаюсь.

П.: Вам довелось работать и с иностранными актерами, в чем разница в подходе к работе, если сравнивать с нашими?

Ю.В.: Актерская природа, пожалуй, везде одинакова. Артисты — ранимые, эмоциональные, в каком-то смысле несчастные люди, которые хотят любви и внимания. Может быть, в детстве кто-то был недолюблен, а тут появляется возможность восполнить этот пробел. Вообще, нужно быть или святыми, или ненормальными, чтобы идти в эту профессию. Это совсем не просто — играть на струнах своей души. Это не тот инструмент, который можно тренировать, — не пальцы пианиста, не ноги балерины. Тут материя неосязаемая, как ее разминать — у каждого свои секреты, тайны, каждый находит свой путь.

Наверное, люди на Западе работают профессиональнее. У нас, мне кажется, раньше было больше трепета перед этой профессией и у артиста, и у тех, кто им помогает находить образы. От этого немного грустно, в западной школе никто не делает из профессии таинства, но все очень организованно, профессионально и честно. Если надо сыграть десять дублей, значит, сыграют, не спрашивая, чей сейчас крупный план. Мне повезло, я снималась вместе с Ричардом Грантом, который играл отца Мэри в «Щелкунчике», так вот он плакал двадцать дублей вне зависимости от того, кого именно снимали.

П.: А наши актеры разве так не могут?

Ю.В.: Мне не доводилось таких встречать. Вообще-то, одни на сцене решают свои проблемы, но самые счастливые получают от этого удовольствие, ловят кайф.

П.: А вы получаете?

Ю.В.: Не всегда. Бывают моменты, но не скажу, что это каждый спектакль. Последний раз это было, когда играла Нину Заречную в «Чайке».

П.: Что кроме кайфа дает актерство?

Ю.В.: Театр обогащает, приобретаются опыт, знания. Когда человек работает над какой-то ролью, он ищет вне себя и в себе материал, который поможет ему создать более убедительный образ. Чем сложнее характер, тем больше работы, всякое бывает. Когда характер у героя сложный, то актер заходит в клинч, всякое бывает. Но вряд ли человек сойдет с ума от хорошо сыгранной роли. Я думаю, что отстраненность от персонажа все-таки необходимое качество хорошего артиста. Хотя, может быть, я ошибаюсь.

П.: Что думаете о современных мужчинах?

Ю.В.: А что за жизнь без мужчин? Я мужа люблю, а к остальным очень хорошо отношусь. Классик сказал, что человеческая природа не меняется уже многие сотни лет, но все-таки отношения между мужчиной и женщиной, на мой взгляд, в последнее время стали другими. Изменились сами понятия мужественности и женственности. В какой-то степени мужчины стали инфантильнее, наверное, потому что женщины очень хотят быть сильными и независимыми. А вообще это не ко мне, а как раз к вашим психоаналитикам.

П.: Вы специально брали уроки английского, чтобы избавиться от русского акцента?

Ю.В.: Я до сих пор работаю над произношением. Когда бываю в Лондоне, продолжаю брать уроки. Я считаю, что, пока человек учится, он молод. Мне везло на учителей, многому научил муж, до встречи с ним я не знала и сотой доли того, что знаю сейчас. Я люблю учиться, чем мы больше пробуем в жизни, тем мы становимся интереснее. У меня есть знакомые, которые в пятьдесят лет пошли в университет, стали изучать историю искусства, языки.

П.: О чем мечтаете сейчас?

Ю.В.: Я мечтаю работать, столько есть ролей, которые можно сыграть. Я откровенно скажу, что пять лет назад я и мечтать не могла о том, что буду здесь сидеть и отвечать на ваши вопросы, писать книги. А вообще я счастливая, моя телевизионная программа, книги и даже такие интервью дают мне гораздо больше, чем ожидание небольшой роли в склочном театре. Это ведь все тоже моя работа. Я так зарабатываю на жизнь.

П.: Вы красивая талантливая актриса, воспитываете двоих детей, а недостатки у вас есть?

Ю.В.: У меня море недостатков, главный из них — я стремлюсь к тому, чтобы быть идеальной. Иногда мне кажется, что я слишком ленива, что чрезмерно строга с детьми. Мне кажется, что все должны стараться на 180%, как и я. И тогда все будет замечательно, а это бред. А потом — что значит замечательно? Все относительно.

П.: Какой видите себя лет через двадцать?

Ю.В.: Мне бы хотелось быть загорелой, подтянутой, приехавшей из Индии.

П.: Что помогает быть в форме?

Ю.В.: Йога, пилатес. Я не веду святого образа жизни, когда мне хочется шампанского и шоколада, я пью шампанское и ем шоколад. Это один из принципов моего существования: когда очень хочется, то можно. К тому же если подольше себе не разрешать, то наслаждения будет больше. Взрослеешь и учишься получать удовольствие не от ожидания праздника, а от сиюминутного существования. Я делаю то, что хочу, — самая большая роскошь. Если говорить о грехах, то я люблю шампанское, жаль, что нельзя каждый день.

Если нет радости от самого себя, то как ты доставишь радость другим?

Мне кажется, вы устали от интервью со мной.

П.: Да нет, у меня еще есть несколько вопросов.