Все мы просто танцуем в пустоте!

Говорить о своих проектах и теориях Вадим Демчог начал еще до того, как мы успели включить диктофон и задать первый вопрос. Он сразу предупредил нас, что интервью будет в формате don’t cross this line – «не переступайте эту черту!». За чертой было много буддизма, арт-преступлений и самоосвобождающейся игры. Признаемся, мы увлеклись.

НАША ПСИХОЛОГИЯ: Неоднократно вы называли себя штрафбатником в шоу-бизнесе. Что вы имеете в виду?

ВАДИМ ДЕМЧОГ: Шоу-бизнес не несет меня потоком, я – персонаж, который всегда гребет против течения и наслаждение получает от сердечных авторских проектов. Я считаю себя преступником по отношению к русской классической театральной традиции, в лоне которой вырос, преступником по отношению ко многим мировоззренческим моделям прошлого – философским, психологическим. И вообще в средах изначально вывернутой современности быть живым и иметь хоть какие-то базовые ценности означает быть преступником.

НП: Что вам дало участие в телесериале «Интерны»? Вряд ли этот ситком такой уж преступный.

В.Д.: «Интерны» – проект из иного контекста. В нем невероятно сплоченная команда, сильная машинерия организации: все продумано на высочайшем уровне, с заботой об артистах. Я согласился на участие в нем, доверившись интуиции своего агента: «Представляешь, сколько ты сделаешь на деньги, которые заработаешь?» – сказала Диана. Сегодня актеры сериала – как Буратино, Чебурашка, Карлсон… Мое лицо и голос не менее узнаваемы. Но на улице благодарят чаще за «Фрэнки-шоу», за Фримена. В общем, я надеюсь, что фотографию Купитмана не понесут перед моим гробом, понесут массу других. (Смеется.)

НП: Вы предлагаете библиотеку состояний, конгруэнтность человека разным ситуациям. У Фрица Перлза есть такое выражение: «Характер – это невроз!» Когда человек проявляет свой характер, один и тот же в одних и тех же ситуациях, что это – признак невротической личности?

В.Д.: Все культурные направления прошлого формировали человека как homo sapiens – он должен быть цельным, единым, одним и тем же на протяжении всей жизни. В современных условиях, когда все перевернулось, это – уже невроз, образ человека как homo sapiens уже невозможен! Наши детки, выросшие в постмодернистских сценариях, когда все изначально осмеяно и ничто не свято, висят в воздухе и волчьим взглядом смотрят на наше поколение в ожидании хоть какой-то мировоззренческой модели. И я понимаю, что не могу предложить им ничего убедительного. С другой стороны, я понимаю, что если не сделаю этого, то вырастет целый легион циничных убийц, который окончательно сотрет все моральные категории прошлого. И единственное, что брезжит в моем мозге, единственное, что я действительно могу предложить тотально циничному молодому поколению, – утверждение, что игра – это высшая мировоззренческая категория современности.

Мир и культура сотканы из невероятного количества смысловых пазлов. И эти пазлы собираются в разных конфигурациях, мешаются, образовывают новые соединения, распадаются и снова собираются. И какое бы культурное явление мы ни взяли, на какой бы стержень «правил» себя ни нанизали, отматывая к истокам этого явления, мы рано или поздно найдем, с чего началась наша как персональная, так и коллективная игра. Это тот самый образ в сознании человека, который постепенно уплотнялся, притягивая социальные, политические, этические, духовные механизмы и выкристаллизовал в итоге некую мощную игру. Мы – общество, нация или даже цивилизация – восторженно играем в ту или иную игру. Иногда захлебываемся в жажде завоевания всего остального мира, а спустя какое-то количество лет готовы оторвать себе руки за то, что натворили, понимая весь ужас игры, в которую оказались вовлечены.

НП: Кто автор правил этих игр?

В.Д.: Я не сторонник идей мирового заговора, у меня буддийские корни, и я практический буддист, не интеллектуальный. Прошел через очень глубокие практические основы, знаю что такое «пустота-полнота», из которой родом все игровые модели. И, читая взахлеб книжки по современной физике, я все больше убеждаюсь, что нет и не может быть кого-то, кто диктует драматургию. Нет того, кто пишет сценарий. Но людям он все равно нужен, им нужна лестница, чтобы подняться до состояния, когда лестницу можно будет откинуть. В этом смысле цель любой игры – освобождение от себя. Название моей книги «Играющий в пустоте» манифестирует единственно возможное в обществе XXI века мировоззрение – это танцующий, играющий в пустоте, сгущающий и растворяющий игровые модели персонаж. Он способен с помощью своих игр возвысить сначала себя, а потом, обретя силу в этом искусстве, и других.

НП: В какую игру играет Вадим Демчог?

В.Д.: Я играю в игру под названием «самоосвобождающаяся игра». Моя вселенная соткана из трех основных составляющих: зрителя, актера и роли. Зритель питает энергией и желанием осознать себя через искусно созданную драматургию. Творческая сила – актер – творит, вылепливает все многообразие ролевых функций. И, наконец, сами роли. Их невероятное количество. И в каждой новой ситуации я разный и не могу быть другим. В современном мире держаться за то, что я должен в любой ситуации быть верным некоему себе, то есть какому-то одному образу, означает вставать в позицию изначально проигравшего. Мир таким человеком моментально начинает манипулировать.

НП: А если от обратного, в какую игру вы бы не стали играть?

В.Д.: Не стал бы играть в игру, которая унижает мой дух, мое свободолюбие и свободолюбие других. Я соткан из множества других, из их мировоззрений. Я – творческая сила других, а они – моя творческая потенция. Мы зеркала друг друга, все взаимозависимо и взаимосвязано. Например, сейчас, работая над проектом «Арлекиниада», я вхожу в эксперимент, когда у команды есть абсолютная свобода. Поначалу ребята сильно терялись в объеме свободы, все привыкли быть исполнителями-марионетками, зажатыми очень строгими режиссерскими рамками. Сейчас они оказались в океане предоставленной свободы и учатся хорошо плавать, строгать мощные парусники, осознавать то, что все зависит от них, они сами могут лепить и создавать свою реальность. К свободе нужно быть готовым, а это трудно, если человек выращен в тюремных условиях.

НП: Насколько нужна человеку свобода?

В.Д.: Свобода – это тоже слово и можно с упоением поиграть в него и в смыслы, которые оно фокусирует. Дать слову и смыслам возможность, достигнув предела, исчерпать себя, освободиться. Все в итоге сводится к лестнице, которая нам необходима на стадии постижения, чтобы достигнуть состояния выхода за пределы игры. И потом отбросить лестницу. И вот нам уже не нужны буддизм, христианство, иудаизм, понятия «Бог», «любовь», «поэзия»… Мы просто танцуем в пустоте, за пределами понятий и смыслов. Мы играем и в свободу, и в несвободу, и в смерть, и в бессмертие, в страх, самоосвобождение, гениальность и бездарность.

НП: Что необходимо для революции сознания?

В.Д.: Думаю, усилие в сторону осознания мира как сотканного из игровых моделей. Для меня это мировоззрение манифестируется понятием «самоосвобождающаяся игра». Игра, которая не только освобождает кого-то, но и освобождается от себя самой. Моя главная позиция в том, что все свято. Есть ли природа Будды в куче говна? Есть! И как ни верти, мир должен быть разнообразным. Театр мира должен быть богатым на проявления, на эмоции, на игру. Добро никогда не победит Зло. Они существуют для того, чтобы бесконечно плодить сюжеты. Но самый главный момент, который станет основой мировоззрения будущего, – это сострадание к миру людей, сочувствие к миру ролей. Роль имеет право на ошибку, на заблуждения.

НП: Кого в вас больше – гедониста или аскета?

В.Д.: Я аскетичен по своей природе, мне не очень много надо. У меня в меру хорошая машина, но она необходима для передвижения. Когда запустились «Интерны» и я начал получать денежку, стал делать друзьям хорошие подарки. Меня это очень радовало. В этот момент умерли Роман Трахтенберг, Володя Турчинский, мои одногодки и друзья. И меня вдруг пронзило, что надо жить сейчас, а не когда-то потом, когда накопятся те или иные суммы. Мы с женой стали путешествовать, сняли хорошую квартиру, у Вильки появилась большая комната, куда могли приходить друзья. Спустя время мы поняли, как нам в этой громадной квартире неуютно. Я помню фразу Вероники: «Хочу в старую квартирку завернуться в плед». В итоге мы сняли обычную, небольшую двушку. Недавно гостил у друзей на Рублевке. Вечером мы гуляли по улочке и друзья рассказывали: «Вот в этом особняке никто не живет, этот тоже стоит пустой…» – пол-улицы, на которой никто не живет. Люди понастроили замков с башенками из своих детских фантазий, реализовали какую-то игру, но жить в них неуютно.

НП: Можно сказать, что вы любите людей?

В.Д.: Да. Но я сторонник жестких мер, позиции, что людей нельзя жалеть. Недавно ко мне подошла девушка. Она рассталась с молодым человеком, он предпочел ей другую. И у нас произошел разговор, в ходе которого она и поплакать успела, и похохотать. Мы с ней говорили об уровнях жесткости и о том, что в таких ситуациях нельзя лицемерить. Конечно, я бы мог обнять ее, утешить и рассказать ей массу сказок: «Ты, главное, верь, что он вернется или будет кусать локти». Но я пропустил ее через мясорубку, у меня есть такое право. В определенный период жизни я сам через это прошел. Элементы утешения иногда хороши, но они не приносят пользы, иногда нужны жесткие хирургические методы. На мой взгляд, так проявляется любовь к людям.

НП: Вы азартный человек?

В.Д.: Меня подхлестывает ситуация. Мне нравится не азартность, а состояние потока, описанное Чиксентмихайи в его книге «Состояние потока». Ты несешься по льду, шайба на кончике клюшки, и пазл ситуации складывается сам собой. В буддистском срезе это состояние можно описать как аннулирование разделения на «я» и внешний мир. С помощью определенных программ, в основном медитативных, запускается «вирус», который обрушивает в пыль старую систему. И человек перестает функционировать в позиции «я – здесь, а внешний мир – там». Он переходит в позицию более высоких скоростей, в позицию единства и взаимозависимости всего.