Загрузка...
Немного «поколдовав» над настройками, текстовый редактор Word можно «заточить» исключительно «под себя» и автоматизировать большое число процессов. Этим пользуется только 5–10% юзеров. Возможностями государственного софинансирования пенсии воспользовались лишь 10% россиян трудоспособного возраста. И дело не в отсутствии выгоды, нет – люди не желают выбирать.
Свобода как таковая далеко не всегда была ценностью. Боюсь, что не является и сейчас. Тут нужен исторический экскурс. В Древнем Египте понятие свободы было синонимом маргинальности и безродности. Если ты никому не принадлежишь, то ты и не человек – зверушка и жизнь твоя на мелкую монету не потянет. Но потом была Древняя Греция, где свобода, наоборот, подразумевала права и обязанности гражданина, то есть буквально одновременно определяла и свободу от рабства, и ответственность. Но свободным ты становился, если сам имел рабов. Все это было относительно. Четкие и жесткие правила диктовали, кому служить, поклоняться, с кем жить, как выбирать что-либо. Линия жизни была прочерчена так, что любому предсказателю хватало и трех намеков, чтобы толковать судьбу гражданина.
Более или менее свободными стали люди западной цивилизации лет пятьдесят назад. А если честно, так и вовсе пятнадцать. Время, в которое мы живем, – тот самый момент, когда уровень предрассудков и обязательных сценариев стал минимальным. Желаете выбрать себе жену или мужа сами – пожалуйста. А если супруг окажется непривычного цвета кожи – да пусть так. А если мужчина посватается к мужчине? Над последней сценой фильма «В джазе только девушки» уже никто не смеется. Вас не ограничивают в профессии и месте пребывания. При известной настойчивости можно осесть почти в любом месте нашего лазурного шарика. Никто уже не диктует, каким быть и как жить. Такой свободы у отдельного человека не было никогда во все времена. Будьте счастливы – делайте выбор.
Как на это реагируют люди? Они массово кончают жизнь самоубийством. Этот показатель растет именно в «цивилизованных» странах. Наше время вовсю прославляет «свободу воли», а мы видим поколения, жизнь которых иссякает в бесконечных развлечениях…
Под какими бы масками ни пряталась свобода, пытаясь поймать ее в клетку, рано или поздно мы обнаруживаем, что поймали сами себя и живем в еще большем рабстве, чем прежде. Чем активнее одни борются за свободу, тем больше становится тех, кто ищет способ избавиться от нее. Люди нуждаются не в свободе, а в смысле жизни. А с каждой новой возможностью смысл исчезает. Уже никто не придет и не скажет, что правильно, а что и нет, не даст образца для жизни – их много, выбирай. А если много, то и выбор бессмыслен.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Можем ли мы быть свободны, если не выбираем, когда и где родиться, кто будет нашими родителями, в какой стране и по каким законам будем жить, как и когда умрем?
Вся наша природа обусловлена обстоятельствами и детерминирована как внутриличностными и межличностными, так и социальными процессами. Таких обстоятельств и обусловленностей, в которых мы оказываемся не по своей воле, множество. Нашу особенную российскую «зашоренность» некоторые специалисты объясняют практикой пеленания. Представьте себе – даже так.
России, в отличие от Европы, есть давняя традиция туго пеленать новорожденных. Считается, что это помогает «уберечь» ребенка, который может нечаянно исцарапать и повредить себя. Так еще в бессознательном возрасте приходится сталкиваться с чужой свободой, довлеющей, сковывающей и подавляющей нас «для нашего же блага». В дальнейшем эти «пеленки» только меняют формы, становятся смирительной рубашкой. Родина не отпускала нас и впоследствии. Нас оберегали от опасного выбора, вовремя подсказывали и вели. Но потом бросили, и это стало национальной катастрофой.
Да и, честно говоря, наши представления о свободе какие-то ну уж очень странноватые. На Руси со Средних веков ее место занимала «воля», недоступная, пугающая и манящая своей мнимой безнаказанностью. ХIХ и ХХ века подняли на флаг силу воли, и свобода обернулась борьбой – сначала за прогресс, а затем за «мир во всем мире», потом тюрьмой народов. Воля – она ведь не про выбор, она про неограниченное самодурство, которое никогда не связано с созиданием, только с разрушением.
ВЫБОР
Выход к свободе мы увидели в том, что в любых обстоятельствах у нас всегда остается возможность выбирать свое отношение, свои решения и действия. Но всегда ли это так? Ведь часто мы сталкиваемся как раз с отсутствием выбора. Безвыходные ситуации жизнь то и дело создает для каждого. Давайте пристальнее всмотримся, в чем здесь дело. Когда кто-то рассказывает о своей безвыходной ситуации, со стороны она такой не кажется. Мы видим, что есть как минимум несколько вариантов. Стоит предложить их попробовать, как получишь в ответ список причин, по которым это совершенно невозможно, недоступно или неприемлемо для этого конкретного человека.
Даже при абсолютном многообразии проблема несвободы не исчезает.
Оглянитесь вокруг – почти половина населения проводит свою жизнь в бесконечных развлечениях и покупках, соблазнившись скидками и легкими кредитами, другая – забыв себя, сидит в Интернете, проживая множество альтернативных жизней, но не в реальности.
Маркетологи уже осознали, что тысячи наименований сыра – беда: люди не в силах выбрать, – и сокращают ассортимент.
Выбор не всегда автоматически означает возможность обрести свободу, скорее наоборот – многих приводит в тупик или к зависимости.
ВОЗМОЖНОСТИ
Часто, чтобы почувствовать себя свободными, нам не хватает тех или иных возможностей. Парадокс заключается в том, что, чем больше доступно человеку, тем больше у него ответственности и обязательств. Свобода оборачивается «осознанной необходимостью». Успешный бизнесмен зависим от колебаний спроса на рынке, договоренностей с поставщиками, действий партнеров и конкурентов. Цена его ответственности – не только его свобода, но иногда – все, что он имеет, включая жизнь. Богач, властитель, ученый – они, безусловно, могут позволить себе многое. Но, чувствуя себя недостаточно свободными без обладания деньгами, властью или знаниями, они в итоге расплачиваются той самой свободой. Они могут захотеть освободиться от желаний или избавиться от обязательств, но не тут-то было – новые возможности снова затягивают их в свою ненасытную воронку.
НЕЗАВИСИМОСТЬ
Можем ли мы взять свободу только для личного пользования? Независимость караулит нас соблазном безразличия, безответственности или самоизоляции. Они могут реализоваться как в форме власти, произвола и насилия над другими, так и через отказ от общественной принадлежности, причастности к другим, в том числе в виде дауншифтинга.
Мало кто способен отказаться от желаний и страстей ради духовного роста, и поэтому поиск свободы в независимости чаще выливается либо в своеволие и произвол, либо становится своеобразной «самоволкой». Наши привязанности распадаются, исчезают, распускаясь одна за другой, как петли старого вязаного свитера. И мы, оставаясь одни, теряем возможность свободного движения по своей жизни, к своим смыслам и целям, теряем в конце концов и их. Рано или поздно выясняется, что независимость оборачивается не восхождением к свободе, а самозаключением. Человек может вытерпеть все, но только не общество себя самого.
НЕСВОБОДНОЕ СЧАСТЬЕ
Сенека утверждал, что «большинство своих поступков человек совершает по привычке, а не по рассудку». Каких-нибудь сто – сто пятьдесят лет назад в России жизнь была размеренной и неизменной. Круг занятий, общения, образ жизни определялись сословной принадлежностью и традиционными ценностями. Это многим давало чувство стабильности и благополучия, избавляя от проблем внутреннего выбора и лишних сомнений. 10 ноября 1917 года Декрет ВЦИК и СНК «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» ликвидировал все сословные привилегии и ограничения и провозгласил равенство граждан. Мечта о всеобщей свободе, равенстве и братстве перестала быть мечтой и стала активно воплощаться в жизнь. Тем не менее с тех пор уже несколько поколений наших соотечественников, несмотря на пресловутый декрет и тяжелейшие катаклизмы, которые пережила страна, снова и снова пытаются жить по привычке, следуя правилам и традициям, лишь бы не сталкиваться с проблемами свободы.
Выдающийся психолог ХХ столетия бихевиорист Беррес Скиннер утверждал, что поведение людей настолько предопределено их прошлым опытом, что вести речь о свободе не имеет смысла, ее попросту нет как таковой. По его мнению, людей куда легче осчастливить и без всякой свободы, программируя и модифицируя их поведение для улучшения общества и их собственной жизни.
Эти теории, по мнению другого выдающегося психолога, Ролло Мэя, чудовищно обезличивают человека, предлагая разменять свободу на заготовленное для него «счастье», он даже сравнивает такой подход с позицией Великого инквизитора. Подобные столкновения взглядов отчетливо показывают одно: пока мы внутренне не готовы, ни один путь к свободе не спасет нас от еще более страшного рабства, чем то, от которого мы пытались убежать.
Внутренне несвободному человеку внешняя свобода неинтересна и даже страшна, он не сможет ни создать ее, ни воспринять. Он будет держаться в стороне от любых социальных процессов, затаится, когда перед ним откроются новые возможности, или заснет, слушая неординарную импровизацию, при этом охотно пойдет за любым, кто убедительно и властно укажет «путь».
НА РАСПУТЬЕ ДОРОГ
Рыцарь Ланцелот из известного фильма Марка Захарова по пьесе Евгения Шварца говорит: «Я начал завидовать рабам. Они все знают заранее. У них твердые убеждения. Наверное, потому что у них нет выбора. А рыцарь… Рыцарь всегда на распутье дорог».
В одном из остроумных экспериментов проверялась связь выбора с ощущением счастья.
Исследователи набрали группу из 216 участников с высоким уровнем психологического благополучия (что измерялось до и после). Легендой для участников стала псевдоакция по оценке пылесосов. В качестве бонуса трети из них был вручен подарок на сумму 30 долларов. Другой трети было объявлено, что им полагаются эти деньги, однако они будут перечислены на благотворительность. И третьей группе был предоставлен выбор – взять тридцать долларов себе или отправить на благотворительность. Участники не знали об условиях, заданных «соседям». В результате было установлено, что ощущение счастья осталось практически неизменным в среднем в первой и второй группе, в то время как в третьей оно заметно снизилось. Половина участников третьей группы, судя по всему, испытывала вину за то, что поставила свои интересы выше интересов других людей. Другие – переживали из-за упущенной выгоды. В других сериях экспериментов неизменно выяснялось, что свобода выбора отнимала ощущения радости и удовлетворения. Как тут не вспомнить Брюса Ли с его убеждением: «Свобода – это когда у тебя нет выбора».
У того, для кого свобода – это лишь его личный выбор, он, помимо страха, отягощен расплатой, чрезмерным грузом ответственности. Разрастаясь до неимоверных размеров, она нивелирует, размывает, разрушает ценности, оставляя человека наедине с его выбором, для которого у него уже не остается никаких оправданий. И вот с запоздалым сожалением и отчаянием он обнаруживает, что эта «хваленая» свобода давно превратила его в ничтожество, ведя к закономерному краху. Не в силах выдерживать растущую ответственность, человек, как кататонический пациент Ролло Мэя, утрачивает свои желания и следует приказаниям других, потому что они «отдаются другими и он поэтому не несет за них ответственности». Как одна крайность неизбежно вызывает другую, так и свобода легко оборачивается своей противоположностью, приводя к жизни в неволе, под гнетом тирании. А ведь еще Платон много веков назад предупреждал, что «чрезмерная свобода и для отдельного человека, и для государства обращается не во что иное, как в чрезмерное рабство». И с грустью бывшего неофита царства свободы, равенства и братства можно заключить: хочешь сделать общество счастливым – не давай ему выбора, создавай узаконенное неравенство, устанавливай различия по цвету штанов, объему капиталов, происхождению, создавай понятную для всех перспективу и линию жизни и всегда говори, что делать. Хочешь счастья для людей – лиши их выбора и мнимой свободы.
