Загрузка...
Продолжая цикл статей о различных психологических теориях, мы решили обратиться к Ларисе Фусу – психоаналитику, ректору Института психологии и психоанализа на Чистых прудах, и разузнать, остается ли актуальной теория дедушки Фрейда и в наше время.
Досье
Лариса Ивановна Фусу – ректор, врач психиатр-нарколог, кандидат медицинских наук, психоаналитик, член SPP (Парижского психоаналитического общества), член IPA (Международной психоаналитической ассоциации), член Международной ассоциации психоаналитической психосоматики им. Пьера Марти, член Европейского общества психоанализа ребенка и подростка SEPEA, президент Ассоциации психоаналитической психосоматики.
В мае 399 года до н. э. известного мыслителя Сократа афинские судьи приговорили к смерти за то, что он развращает молодежь своими размышлениями о сути человеческого бытия, не верит в отечественных богов и вводит новые, «чуждые» божества. Под последними разумелся тот «внутренний голос» (понимавшийся Сократом как нечто объективное), который часто подсказывал ему и мысли, и поступки. Сократ называл этот голос своим «божественным» (окружающие же его люди говорили о «демоне» Сократа).
На суде над ним Сократ вел себя гордо и смело; будучи уверенным в своей правоте, он с бесстрашием описывал свое мировоззрение и говорил, что он исполнял повеление дельфийского оракула, вменившего ему в обязанность исследование истины, пробуждение сознания о ней в себе и в других. В своей речи он утверждал, что заслужил признание афинского народа, что если будет оправдан, то продолжит свою прежнюю деятельность, возложенную на него божеством. Сократ говорил судьям, что защищает себя не для своей, а для их пользы, потому, что осудив его, они причинили бы великий вред афинскому народу и тяжко согрешили бы пред богами.
Судебная речь Сократа, суть которой сохранена благодаря Платону, «была достойным завершением его благородной деятельности», наилучшим памятником ему. «Познай самого себя» – начертанные на входе к дельфийскому оракулу слова были девизом жизни и смерти Сократа и, пожалуй, также и Фрейда.
Похоже, то же самое, что человечество сделало с Сократом, уже на протяжении более века оно пытается сделать с Фрейдом и его учением – психоанализом.
Как система научных взглядов психоанализ появился в 1900 году, одновременно с книгой «Толкование сновидений», и сразу же вокруг новой теории возникли не прекращающиеся до сих пор споры о ее целесообразности и «правильности». Томов о том, почему Фрейд неправ, соберется, наверное, поболее, чем томов, написанных им самим, а он, как известно, был невероятно творчески плодовитым. Одного этого факта – непрекращающейся критики теории психоанализа – для человека мыслящего уже достаточно для того, чтобы заподозрить, что такой шум может возникнуть лишь в случае, если изложенные мысли задевают чрезмерно глубинные и чувствительные струны человеческого бытия.
Психоанализу как научному течению предрекали гибель чуть ли не с колыбели. Однако учение Фрейда продолжает не только жить, но и развиваться. А количество специалистов в этой области наук о психическом функционировании человека лишь прибывает.
И так же, как Сократа люди не забывают и читают вот уже две тысячи лет, так и Фрейда помнят, изучают, исследуют. Своим учением он открыл новые пути для исследования психики, которые изменили полностью историю, нравится ли это нам, или нет, плохо ли это, или хорошо. Мы больше никогда не будем такими же, какими были до Фрейда. Мы навсегда «испорчены» его прочтением человеческой души. И психоанализ повлиял не только на развитие всех видов психотерапии, он повлиял на все области искусства и философии. Даже на начавшуюся демократизацию общества.
Странно то, что о неправоте основателя психоанализа горячо спорят неспециалисты, те, кто по необходимости своей деятельности либо не нуждаются в прочтении его работ, либо не особо утруждают себя этим. Мы же с вами привыкли к печально известной аксиоме – «“Доктора Живаго” не читал, но осуждаю».
Одного все же не отнимают у Фрейда – его открытия значения бессознательного для психической жизни. Хотя и сразу же оговариваются, что вообще-то не он первым использовал этот термин. Не первым, но он первый попытался онаучить это явление и первым попытался понять, как же функционирует человеческая душа (хотя существование последней и не всегда признается). Да и он сам неоднократно подчеркивал, что он лишь попытался дать медицинское объяснение тому, что и без того хорошо было известно философам, писателям, поэтам…
Хотите узнать другую точку зрения? Читайте статью Сергея Калинина «Зигмунд, ты не прав!»
В одном из своих интервью известный мыслитель Мишель Фуко говорит о том, что Фрейд буквально открыл для мира существование бессознательного — как какого-нибудь предмета. Все – от Политцера до Мерло-Понти включительно – подвергали критике вещественность и позитивизм Фрейда как пережиток XIX века. И была попытка вернуться к бессознательному в более подходящем эпохе контексте. Так или иначе, бессознательное перестало быть для людей тем неприятным и жестоким понятием, предложенным Фрейдом для описания глубин человеческой психики.
Когда Фрейд начал свое исследование глубин человеческой души, он не предполагал, какие его ожидают открытия. Любое новое направление требует смелости и некоторой доли авантюризма. Он ориентировался лишь на собственное научное чутье и восприятие. И он не знал, что же может встретиться там, в глубине, в том пространстве, где даже что-то темное и трудное для восприятия может стать видимым. Итогом стало то, что появилось описание этой местности, что-то наподобие карты невиданной доселе страны.
Фрейд предложил три совершенно разные теории психического аппарата. Его топографическая модель была пространственной метафорой: психика сформировалась в слоях, с расположенным сверху сознанием, предсознанием посередине и бессознательным вне поля зрения. Откуда взялась эта модель и что она позволяет нам понять?
Ранние исследования Фрейда были сосредоточены вокруг проблемы истерии, и это привело его к формированию теории, которая брала в расчет определенный аспект психического функционирования. В терминах психической структуры в своих ранних работах он утверждал, что самая глубокая, самая фундаментальная часть ума – это первичное невытесненное бессознательное, состоящее из примитивных физиологических связей между телом и умом, а также нашего филогенетического наследства (в настоящее время мы, вероятно, назвали бы так нашу ДНК). По мере развития психики к этому добавляется вытесненное бессознательное, состоящее из того, что было нами изгнано из сознательного восприятия.
Однако в 1923 году в статье «Я и Оно» Фрейд столкнулся с теоретической проблемой. Ранее он утверждал, что бессознательное состоит из вытесненных мыслей и желаний, но теперь он понял, что инстанция, осуществляющая вытеснение, сама по себе бессознательна. Появился вопрос: как же тогда определить бессознательное?
Этот вопрос заставил Фрейда предложить структурную теорию – совершенно другую метапсихологическую метафору. В то время как более ранняя модель характеризуется конкретными, пространственными инстанциями (сознательное, предсознательное, бессознательное), у второй обнаруживается антропоморфная особенность: она включает в себя три части психики с разными, сильно отличающимися друг от друга протагонистами – Оно, Я и Сверх-Я. Эта теория позволяет психоаналитикам концептуализировать целый ряд новых проблем.
Здесь важно отметить, что новая формулировка Фрейда не заменила прежнюю. Точно так же, как открытия квантовой физики не аннулируют открытия Ньютона, просто две теории решают разные проблемы.
Фрейд создал свою структурную теорию, когда понял, что существуют важные аспекты бессознательного функционирования, которые невозможно описать одной лишь простой топографической моделью.
Фактически, более чем за 20 лет до этого, Фрейд уже предлагал другую альтернативную модель бессознательного. В «Толковании сновидений» (1900 год) он показывает, что сновидение, являющееся квинтэссенцией бессознательного процесса, представляет собой удивительно сложную творческую деятельность. Можно описать сновидение следующим образом: здесь бессознательное представляет собой форму интеллекта. Оно регистрирует «психически ценные» переживания дня (сновидения содержат так называемые «дневные остатки»), сортируя их по мере того, как проходит день, и отправляя в своего рода переднюю комнату сна, а затем организует тысячи мыслей, проходящих сквозь жизненный опыт так, чтобы их можно было сновидеть.
Сотворение сновидения – это самая сложная форма мышления. Сновидение может быть соткано из множества мыслей, да к тому же всего лишь за несколько секунд, и его потрясающая эффективность захватывает дух.
В нем можно думать о прошлом, настоящем и воображаемом будущем в одной и той же картине, и сон может собрать весь спектр неявных аффектов опыта, полученного в течение дня, включая все разветвляющиеся линии мысли, которые вытекают из этих переживаний. Очевидно, что бессознательное, сотворившее сновидение, не является ни примитивным физиологическим бессознательным, ни тем, чья деятельность ограничивается механизмами вытеснения, формирования симптомов, конфликтов или защиты. Ни топографическая, ни структурная модель не позволяют нам концептуализировать бессознательную креативность, подразумеваемую сновидением.
Изучая творческий процесс писателей, ученых, можно найти поразительные параллели с теорией Фрейда о бессознательном сновидении.
На протяжении всей нашей «бодрствующей» жизни мы получаем как от внешнего мира, так и от наших собственных тел и умов постоянный поток сложных, взаимосвязанных впечатлений – как сознательных, так и бессознательных. Некоторые из них создают внутренний конфликт. Большинство, однако, остаются деталями дня, которые войдут в наш разум, не отпечатываясь в сознании просто потому, что наше внимание сосредоточено на другом. Таким образом, они становятся частью нашего внутреннего мира, не будучи вытесненными. Фрейд говорит об этом так: «Все вытесненное должно оставаться бессознательным, но мы с самого начала должны указать на то, что вытесненное не покрывает собою всего бессознательного. Бессознательное имеет более широкий объем: вытесненное составляет лишь часть бессознательного».
Однако он отвергает важность этих других частей, считая их просто «описательно бессознательными», психически инертными, не играющими никакой роли во внутренних движущих силах ума. Еще одним аспектом, который был распознан, но оставлен Фрейдом не использованным, является феномен бессознательной коммуникации.
В 1912 году он пишет: «Бессознательное врача способно из полученных им дериватов бессознательного пациента, коммуницирующего с ним, реконструировать то бессознательное, которое определило свободные ассоциации пациента»; позже, в 1915 году, он добавляет: «Примечательно то, что бессознательное одного человека может реагировать на бессознательное другого человека, не проходя через сознание».
Несмотря на то, что бессознательное в основном состоит из самых примитивных элементов разума, сновидение показывает, что оно также включает в себя и самые сложные элементы. Бесконечная сложность мыслительного процесса, творящего сновидение, лежит в основе нашей повседневной субъективности, предполагает бессознательные процессы, которые имеют свой собственный очень активный интеллект.
Поэтому Фрейд оставил нас без внятной теории, с помощью которой можно было бы затронуть некоторые весьма важные аспекты бессознательного функционирования, в частности явления бессознательного восприятия, бессознательной коммуникации и бессознательной креативности.
Наши умы слишком сложны, чтобы находиться в каком-то одном состоянии, и Фрейду удалось сделать лишь приблизительные наброски и начертить карту того, что собой представляет психика человека.
Однако ни одна карта не может заменить путешествие. Путешествие в собственный внутренний мир возможно с помощью такой немного таинственной процедуры, какую представляет собой психоанализ. В психоанализе два человека осмеливаются задавать себе вопросы о том, что они забыли, и о том, чего они не знают, и при этом они должны быть способны жить в настоящем. В результате они становятся отважнее и сильнее, и, что важнее всего, – по ходу путешествия вглубь себя значительно уменьшаются их тревоги и страдания и всплывают наружу сокрытые до той поры внутренние богатства и сокровища – креативность, способность привязываться, любить, наслаждаться жизнью.
По мнению психоаналитика Уилфреда Биона, в кабинете аналитик должен стать своего рода поэтом или художником, ученым или теологом, чтобы суметь понять пациента. Аналитик должен быть способным придумать историю. И не только это: он должен придумать и язык, на котором он сможет говорить и который пациент сможет понять. И тем временем он должен уметь терпеть и выдерживать эту расширяющуюся все время вселенную психики другого человека, которая расширяется быстрее, чем он может думать.
В статье «Положение о двух принципах психической деятельности» Фрейд полагает, что, если бы мысль не была возможна, индивидуум двигался бы напрямую от импульса к действию без чего-то еще.
Человек, столкнувшийся с неизвестным, уничтожает его. Это как если бы реакция была такова: «Вот это что-то такое, чего я не понимаю, и поэтому я это уничтожаю». Но некоторые могли бы сказать: «Вот это что-то такое, чего я не понимаю, но я должен выяснить, что это».
То же самое можно сказать о теории психоанализа. Можно уничтожить ее для себя как систему взглядов на способы проявления человеческой душевной жизни или же начать думать об этой душевной жизни, отталкиваясь от мыслей выдающихся ученых умов – психоаналитиков, будь то Фрейда, Биона, Грина, Болласа… Выбор за вами.
