О ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ОБРАЗОВАНИИ

В четырнадцать лет я поняла, что люблю общаться с людьми. А раз общение мне свойственно, то решила превратить его в любимую работу и для начала пойти учиться на факультет психологии. Тогда я заканчивала математическую школу, любила искусство, литературу и все художественное. Математику и физику любила гораздо меньше, но могла сдать, потому что в школе был довольно жесткий отсев – до десятого класса дошло примерно двадцать процентов поступивших. Это была плата за счастье жить с умными людьми, учителями и одноклассниками в умной школе.

Чтобы поступить на факультет психологии, пришлось дополнительно заниматься, я попросила маму взять мне репетитора. Для нее это была огромная нагрузка, у мамы все лежало в ломбарде, два года она ходила без зимней обуви, пальто и шапки, но оплатила мне репетитора, за что я ей безмерно благодарна. У меня появился репетитор – аспирантка биофака, и уже через год я поняла, что влюбилась в цикл размножения кольчатых червей и вижу в этом музыку Платона. А значит – хочу поступать на биофак. Тогда я попросила маму взять еще одного репетитора – по химии. Репетитора взяли, я поступила на биофак и даже три года там отучилась. Бесконечно благодарна этому образованию, я начала структурно видеть устройство мира. Знаю, что динозавры вымерли, потому что у них нервный сигнал очень долго шел от головы до хвоста и маленькие, но быстрые млекопитающие их победили. Мы – биоценоз, и нам кажется, что нам дано управлять друг другом, природой, климатом. На самом деле нужно понимать, что это равновесие очень хрупко.

Через три года я поняла, что все травинки, все былинки связаны с психологией, и все же поступила на психфак. Я одновременно работала почтальоном, лаборантом в химическом кабинете, дворником, сдавала кровь – приходилось надеяться только на себя.

Факультет психологии к тому времени существовал десять лет, организовали его очень умные люди, в том числе Алексей Николаевич Леонтьев, который учил, как это ни странно, Михаила Горбачева. Я застала Лурию, Зейгарник, Эльконина, всех великих учителей, которых нам удавалось слушать.

Позже я поняла, что семьдесят процентов людей, которые идут на факультет психологии, имеют собственные проблемы и в то же время пытаются разобраться с чужими сложностями и неурядицами. Из-за этого я ушла из сферы психологии.

О ПСИХОТЕРАПИИ И ИСКУССТВЕ

Я не люблю психотерапию. Я ее знаю, но не люблю по одной простой причине – потому что она очень редко бывает полезна. Человека на самом деле учит жизнь. Труд сделал из обезьяны человека. Чем меньше чешешь свое эго, тем меньше оно у тебя расстраивается. Тебе некогда думать о праздных вопросах: зачем я сюда пришел, дали ли мне уже пять наград, достаточно ли меня холят и лелеют. Не надо заниматься ерундой, нужно работать.

Хороший психотерапевт, который слушает, понимает и помогает, – это такая же редкость, как хороший художник, музыкант. На меня психотерапевтическое воздействие оказывает искусство. Вот представьте, сейчас я вам повешу Мону Лизу, а вы не знаете, что это она. Вы пройдете мимо и не обратите внимания на эту, в общем, не очень молодую, некрасивую женщину. Но когда вы в Лувре и она висит в бронированном боксе, вы начинаете прыгать, снимать ее, ничего не видите из-за вспышки… и это сакральное место! Если вы очень внимательно смотрите, то вдруг открываете в себе то, чего раньше не видели. Тогда вы это проецируете на произведение искусства, и так оно вам помогает общаться с самим собой.

Для кого-то проводником становится психотерапевт, для кого-то священник, для кого-то экскурсовод. Главное – прийти к себе, понять, что гордыня – это большой грех, что наша земля все равно взорвется, в этом плане я верю астрофизикам. Память о тебе, великом и прекрасном, даже если ты построил все лучшие дома, музеи, пароходы и самолеты, живет очень недолго. Ты сам себя не понимаешь, а рассчитывать на понимание самых близких людей может человек, который живет с большими иллюзиями.

Гордыня – это когда ты думаешь, что можешь изменить мир. Ты можешь, но только очень небольшие участки. Я создала музей, маленький островок культуры, но даже в мыслях не могла представить, что я министр культуры. Я с большим сочувствием отношусь к человеку, который принимает эту должность. Потому что изменить огромную территорию с огромным количеством действующих лиц, экономическими контекстами – это безумно трудно.

О СИЛЕ ПЕЧАТНОГО СЛОВА

Могу написать письмо, поблагодарить автора за статью, опубликованную в журнале. В 2002 году со мной произошла такая история – я пришла домой и впервые испытала страх, от которого тряслись поджилки. Вроде бы ничего не произошло, но я почувствовала, что не могу дойти до другой комнаты – только если доползти на четвереньках. Доползла, взяла журнал из стопки непрочитанных, открыла на интервью – исповеди женщины, у которой террористы украли ребенка. Малышу повезло, ему удалось удрать из чеченского плена в тот момент, когда наши войска делали операцию по зачистке. Мама ребенка сказала, что не могла позволить себе бояться – страх передался бы родному человечку и это было бы ужасно. В этот момент я поняла, что мой страх прошел. Прошло полгода, я увидела автора статьи и сказала ей спасибо за интервью, которое помогло мне пережить состояние, которое я испытала один раз в жизни. Вот что такое сила печатного слова.

О ЗАВИСТИ

В жизни важно не навредить другим, потому что тогда ты не навредишь себе. Мама мне говорила в детстве: зависть – это страшное чувство, оно присутствует у всех. У меня две собаки, я всегда любила собак, а в детстве хотела быть «пастухом собак». Две собаки – это модель социальной жизни, ты понимаешь, как они конкурируют – не за пищу, а за любовь.

Зависть – сильное чувство, которое есть у всех, но тебя испепеляет в первую очередь. Есть зависть белая – это восхищение, возможность оценить то, что сделали другие. Тебе хочется сделать лучше, и это всего лишь механизм защиты. Мы постоянно выстраиваем защитные механизмы. Мне свойственно восхищение тем, что делают другие люди. Иногда ты не слышишь сигналов от мира, от конкретных людей, от ситуации в целом и терпишь неудачу. В этот момент важно извлечь из ситуации позитивный опыт, не наступать дважды на грабли. В твоих неудачах мир не виноват и близкие не виноваты. Когда ты занят делом, ты меньше вредишь людям.

О ВЛАСТИ

«Властелин колец» – моя любимая книга. Первый раз я ее читала вместе с ребенком, он читал мне, а я ему. Ему тогда было лет восемь. Когда мы дочитывали книжку (как раз в этом месте хоббит ушел в реку забвения), ребенок заплакал и спросил: «Мама, река забвения – это же смерть?» Я ответила: «Да». Ему было ужасно жалко хоббита.

Это на самом деле удивительная история, потому что хоббит не хотел носить кольцо власти, ему его навязали. И он абсолютно честно несет его. Как мы знаем, это кольцо сгубило кучу людей. А дальше случилась странная вещь – через некоторое время хоббит уже не мог расстаться с кольцом. Это на самом деле очень интересная проблема. Для того чтобы реализовать какие-то проекты, люди из лучших побуждений надевают колечко власти, и оно дает им силу, помогает добиться целей. А дальше оказывается, что кольцо прирастает, и заканчивается история профессиональной деформацией личности. И чем меньше эта власть, тем сильнее давит колечко. Чем более неразвита личность, тем меньше она может сопротивляться деформации. Оказывается, что, даже когда колечко скинуто, очень немногие могут вернуться в свой дом и сажать сад и огород, что, вообще-то говоря, очень важно.

Я никогда не хотела быть руководителем, мне пришлось надеть это маленькое колечко. В музее, которым я руковожу, работает всего около двухсот человек, есть люди, которые руководят тысячей людей, президенты стран, ответственные за миллионы людей. Ты надеваешь это колечко, когда тебе нужно что-то решить, и оно, конечно же, давит.

Когда я была школьницей, меня выбрали руководителем комсомольской организации. Я просила маму пойти в школу и освободить меня от занимаемой должности, у меня была жесткая формулировка – у меня портится характер. Сегодня я очень серьезно задаю себе вопрос: до какой степени испортился мой характер и как этого избежать? Мне кажется, это страшный соблазн, описать который можно одной фразой Мандельштама: «Власть отвратительна, как руки брадобрея».