«Убийство» без убийцы (2)

Продолжение. Начало статьи читайте в № 3 (82)

ВСЕ ЛИШНЕЕ – В ТОПКУ!

Один из отцов экзистенциальной психологии Ролло Мэй писал, что современный человек заходит слишком далеко, отождествляя себя с другими. В процессе взаимодействия он отдает всего себя до полного истощения собственного бытия… «Пациенты, которых я имел возможность наблюдать, выбирали кастрацию, то есть отказ от собственной силы, лишь бы не оказаться подвергнутыми остракизму. Реальная угроза заключается в неприятии, в том, что можно оказаться отвергнутым группой, остаться в одиночестве. Человека в этом чрезмерном взаимодействии отличает непоследовательность поступков, так как он следует воле других».

Другой экзистенциальный психолог Эрих Фромм в этой связи говорит о рыночном типе личности и личностном рынке, успех на котором зависит в первую очередь от того, насколько хорошо человек умеет «подать себя». Личность выступает на этом рынке в качестве товара и, как любой товар, должна удовлетворять одному условию – пользоваться спросом. Все, что не пользуется спросом, отправляется «в топку».

«Рыночный человек» одновременно рассматривает себя и как продавца. А поскольку на рынке вердикт товару выносит покупатель, то самооценка такого человека зависит от условий, ему неподвластных. «Если человек чувствует, что его ценность определяется не его человеческими качествами, а успехом в рыночной конкуренции с ее постоянно меняющимися условиями, его самооценка непременно будет шаткой и постоянно будет нуждаться в подтверждении со стороны других людей. Если превратности рынка выступают мерилом ценности человека, чувства собственного достоинства и самоуважения разрушаются.

Но проблема не только в самоуважении и самооценке, но и в восприятии себя как независимого существа. При рыночной ориентации человек должен черпать чувство идентичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении других о себе. Такая ситуация ставит его в полную зависимость от того, как другие воспринимают его, и вынуждает придерживаться роли, однажды уже принесшей ему успех», – поясняет Фромм.

Так что в центре рыночной личности мы обнаруживаем лишь тревожную пустоту, а корабль в отсутствие капитана носит по жизни волнами моды и социальными веяниями.

Причем в одном человеке может уживаться несколько рыночных личностей. Ведь рынков много, все они разные, и то, что востребовано на одном, не котируется на другом. Так что под каждый рынок нужна соответствующая личность.

Я намеренно не называю их «субличности», потому что для того, чтобы быть «суб», нужна некоторая высшая структура, которая эти личности будет субординировать. А обычный человек отдается «роли, однажды уже принесшей ему успех» в определенной ситуации, практически без остатка.

ЗА КОГО ВЫ МЕНЯ ПРИНИМАЕТЕ?

«Рынки», на которых мы себя предлагаем, очень часто вообще не пересекаются. Мир четырехлетнего ребенка четко разделен на дом и детский садик; это два разных пространства, которыми управляют разные наборы правил и в которых его окружают разные люди. Так стоит ли удивляться, что в маленьком человеке может существовать две разные личности: в детсаду ребенок может ходить по струнке и прятаться по углам, а дома быть сорванцом – оторви и выкинь. И нет никакой высшей структуры, которая бы управляла этими личностями, – их переключение запускается исключительно сменой окружения, то есть «рынка».

У этих личностей могут значительно разниться и поведенческие реакции, и система ценностей; они могут опираться на разные ресурсы. И чем меньше рынки пересекаются (например, если родители вообще не спрашивают у ребенка, что происходит в садике, не обсуждают с ним ситуации с другого «рынка», не дают обратную связь), тем больше может быть этот разрыв. Может статься, что одной личности недоступны психологические ресурсы, доступные другой (смелость или активность, доступные ребенку дома, могут никак не проявляться в детсаду и так далее).

И вот живет уже взрослый человек – на работе суровый, ответственный и неподкупный, а дома – расслабленный и мягкий, любящий отец, который почти никогда не наказывает дочь за непослушание. Две разные личности – как две разных страны, со своими обычаями, ценностями, культурой… И продолжается это до тех пор, пока, скажем, его дочь серьезно не заболеет. Денег нет. А тут на работе взятку предложили. Крупную – на лечение бы хватило. И личность-работник глубоко возмущена, стучит кулаком по воображаемому столу и орет: «Да за кого вы меня принимаете?» А личность-отец думает о том, что у него на руках больной ребенок.

И неважно, к какому решению он придет в конце концов, – само столкновение этих независимых личностей не только проявляет потребность в некотором третейском судье – именно в таких столкновениях подобный судья и появляется, набирает силу и полномочия. Именно его я называю «эго», и именно с его появлением эти личности приобретают приставку «суб».

На данном этапе это уже не две разные страны, а скорее федерация: уже есть высший орган управления, и за решение кризисных вопросов именно он и отвечает, но большая часть повседневных решений все еще принимается на уровне субличностей. И до того, как произойдет полная интеграция субличностей – они перестанут конфликтовать, а все доступные им ресурсы и навыки станут доступны эго, и именно оно будет управлять уже не реакцией, а выбором поведения, – пройдет еще немало времени.

ОПЛЕУХИ, ТЫЧКИ И ПОГЛАЖИВАНИЯ

Классическая экономика говорит нам, что спрос диктует предложение. Если вы не создаете продукт, который пользуется спросом на рынке, покупатели от вас уходят – так рынок регулирует деятельность производителей. То же самое на «рынке» личностей: если вы не делаете того, что ожидают от вас окружающие, то не получаете от них «поглаживаний». А если ваше поведение не одобряет окружение – еще и получаете тычки, которыми вас пытаются загнать в отведенную коробку. Причем наступает момент, когда вам для этого уже не нужны окружающие – стоит только высунуть голову из коробки, и вы сами даете себе увесистую оплеуху. Для боли от таких оплеух есть специальное название – стыд.

Говоря об ударах и боли, я не преувеличиваю. Брин Браун, изучающая вопросы стыда и уязвимости, пишет, что исследование, проведенное Национальным институтом психического здоровья в 2011 году, показало, что острое переживание социального отвержения воспринимается нашим мозгом точно так же, как и физическая боль. Браун определяет стыд как «острое и болезненное переживание, вызванное верой в то, что мы ущербны, а следовательно, недостойны любви и принятия. Связь между людьми, проявляющаяся как любовь и принятие, – это то, что обеспечивает смысл и цель нашей жизни. Стыд – это страх быть отвергнутым, страх того, что мы не заслуживаем быть принятыми, потому что не соответствуем какому-то идеалу или не достигли каких-то высот. А значит – не достойны того, чтобы нас любили и принимали».

Для того чтобы сохранить эту связь, мы готовы отказаться от собственных способностей, не востребованных на данном рынке. Куда же девается все остальное? То, что востребовано на других рынках, становится частями прочих наших личностей. Все же черты, которые не котируются ни на одном из актуальных для нас рынков, составляют еще одну, скрытую от взора эго «личность», которую Юнг называет Тенью. Качества, оставшиеся в Тени, мы не желаем признавать в себе, но зато охотно проецируем на окружающих.

ВСЕ ПО КОРОБОЧКАМ

Европейские торговые требования, еще до недавних пор регулировавшие кривизну огурцов (овощи, кривизна которых превышала 10 мм на каждые 10 см, приходилось просто выбрасывать, поскольку продавать их было нельзя), могут казаться верхом идиотской ригидности лишь до тех пор, пока мы не присмотримся к железобетонным стандартам, царящим на личностных рынках.

Возьмем лишь три из них.

Гендерный рынок

Допустим, есть мальчик, которому нравится шить одежду для кукол. Если родители создают ему «рынок» для этого качества – покупают ему нитки и тешат себя мыслью, что у них растет маленький Версаче, то этот талант будет расцветать. Если родители уверены, что это не мужское занятие, то ребенка презрительными подначками, а то и прямыми запретами загонят в коробку подходящей формы и с такими мизерными допусками, по сравнению с которыми 10 мм на каждые 10 см длины покажутся громадным пространством для маневра.

«Я представляю, – пишет Браун, – как каждому мальчику при рождении выдается такая коробка. В ней не слишком тесно, пока ребенок маленький, но чем старше он становится, тем меньше у него остается пространства для свободных движений. Взрослому же в ней вообще не продохнуть».

Семейный рынок

Психотерапевты в один голос говорят, что позитивные изменения их клиента чаще всего саботируют самые близкие люди – жены, родители, друзья, то есть постоянные «рыночные партнеры». И их можно понять – ведь человек «взял на себя определенные рыночные обязательства», а теперь пытается их нарушить и развалить такой прекрасный взаимовыгодный союз. В обмен на то, что муж «обязался» быть для жены «каменной стеной», она «обязалась» за этой стеной находиться – не иметь своего мнения, стирать носки и смотреть в рот, чтоб мужик чувствовал, что он в доме хозяин. За двадцать лет брака они своими коробками притерлись до полного слипания, но тут жена пошла на терапию и завела мыслишки. Конечно, надо ее быстро вернуть в кондицию, а то, глядишь, такими темпами и мужу придется искать для его личности новый рынок сбыта. А товар-то он уже кастомизированный, адаптированный под конкретного потребителя, покупателя так просто не найдешь.

Рабочий рынок

Очень может быть, что под прикрытием лозунга «Это бизнес, ничего личного» было разрушено больше судеб, чем под прикрытием любого другого лозунга в истории. Под этим лозунгом вырубают леса, уничтожают памятники архитектуры и разрушают судьбы. Причем это совсем не значит, что люди, которые это делают, лишены любви к природе, культуре или другим людям. Это значит всего лишь, что личности, которые это делают, ее лишены. Сантименты не востребованы на работе, а потому из рабочих личностей они, по большей части, изгнаны. Но вот дверь офиса закрылась за нами – и человеческое вновь нам не чуждо. А потому не стоит удивляться, что, например, чиновник, который легко приватизировал под застройку уникальный заповедник, по выходным с большим наслаждением выезжает с семьей на природу.

Так что не убивать эго надо, а усиливать. Вспомнить о собственном центре, о том, что мы – это не то, что с нами случается. Мы сами создаем то, что с нами происходит. А потом присоединять к этому центру все больше и больше внутренних территорий – до тех пор, пока все они не объединятся в систему гораздо большую, чем сумма входящих в нее частей. Потому что, как писал все тот же Ролло Мэй, «ни эго, ни тело, ни бессознательное не могут быть “самостоятельными”, но могут существовать лишь как части целого. И именно в этой целостности должны иметь свою основу воля и свобода».