Загрузка...
ДИАГНОЗ
Истерическое расстройство личности
«Стервозно-язвительный» вариант истерического характера (по классификации П. В. Волкова). Это подтверждается характеристикой, данной Фаине Раневской артистом В. И. Качаловым: «Фаина для дружбы мало приспособлена. Слишком колючая».
Истерическая личность может существовать без соматоневрологических проявлений истерии, то есть без истерического паралича или истерического припадка. Она проявляется капризностью и конфликтностью, но главное – привлечением к себе внимания окружающих всеми возможными способами. Последнее может достигаться экстравагантным поведением или необычным внешним видом. Им свойственна не только пылкая образность, но и бессмысленное упрямство, а также юношеский пессимизм и показная неудовлетворенность жизнью. Это уже симптомы душевной незрелости – инфантилизма («вечного детства»). Истерики – великие эгоцентрики, что не равнозначно эгоизму: ведь бескорыстные альтруистические действия сильнее привлекают внимание, чем эгоистические! Привлечь к себе посторонние взоры можно нарушением привычных стереотипов и шаблонов (в том числе и творческих), стремлением «все заполнять собою», жалобами на тяжелую жизнь и демонстрацией того, как ты ее героически переносишь; умением остроумно и язвительно шутить.
«У МЕНЯ ХВАТИЛО УМА ПРОЖИТЬ ЖИЗНЬ ГЛУПО»
Это выражение как нельзя лучше свидетельствует о своеобразном характере известной советской актрисы театра и кино Фаины Раневской. Она, как никто другой, соответствовала всем перечисленным выше критериям. Но следует заметить, что для истерических личностей в силу их инфантилизма характерно отсутствие реальной цели в жизни, чего не скажешь о Фаине Георгиевне.
Раневская, которая с рождения звалась менее театрально – Фаина Фельдман, с малых лет проявляла творческие наклонности, испытывая непреодолимую потребность копировать действия окружающих. Она отличалась повышенной экзальтированностью, по собственным воспоминаниям «любила читать, читала запоем, над книгой, где кого-то обижали, плакала навзрыд, – тогда отнимали книгу и меня ставили в угол».
К одиночеству начала привыкать с малых лет, но так с ним и не смирилась до самого конца жизни. Возможно, она излишне замыкалась в себе, стесняясь своего заикания. Фаина называла себя «вполне нормальной психопаткой» и рано осознала, что ее единственное призвание – театр. «Профессию я не выбирала, – скажет позже Раневская, – она во мне таилась».
В 1913 году, мольбами и уговорами выбив из отца немного денег, будущая актриса поехала в Москву, где, не теряя времени даром, сразу же отправилась обходить театры в поисках работы. Но актеров в Москве было пруд пруди, да к тому же Фаина сильно нервничала, из-за чего еще сильнее заикалась и чуть что – падала в обморок.
Положение сложилось безрадостное: работы нет, деньги закончились.
Из всех возможных вариантов действий Фаина выбрала с точки зрения здравого смысла самый бесперспективный – разрыдалась в самом сердце безжалостного города. Правда, место для рыданий выбрала изысканное – возле колонн Большого театра. Беспомощно-инфантильный вариант на деле оказался судьбоносным. Рыдающая девушка привлекла внимание проходившей мимо примы-балерины театра Екатерины Гельцер, которая пожалела девушку и помогла ей найти работу. Впоследствии Раневская самокритично признавалась: «Мне очень нравилось падать в обморок, к тому же я никогда не расшибалась, стараясь падать грациозно».
Путем упорных тренировок Фаина справилась со своим заиканием, выучилась говорить, чуть растягивая слова, и стала уверенно выступать в эпизодических ролях.
Знавшие близко Раневскую находили, что у нее трудный характер. Безусловно, общаться с чрезмерно эмоциональной актрисой было нелегко. Нетерпимость, несдержанность, острое, иногда обидное слово, сорвавшееся сгоряча, часто обижали близких людей. Она могла, вспылив, обидеть лучшего друга, потребовать «уйти и никогда не приходить», но через полчаса звонила ему и по-детски извинялась, просила забыть обиду и поверить в ее доброе чувство.
Раневская всегда выражала свое отношение к людям бурно и недвусмысленно. Например, при упоминании имени нелюбимого ею режиссера Юрия Завадского незамедлительно разражалась матом. При том, что Завадский всегда приглашал ее выступать в тех театрах, где работал главным режиссером. Раневская подолгу и «со вкусом» враждовала с театральными администрациями, вела «затяжные войны», совсем не выгодные для той «сверхдержавы», которую она представляла единственно собой.
«Я – ВЫКИДЫШ СТАНИСЛАВСКОГО»
Раневская никогда не училась «на актрису» в том обыденном понимании, когда диплом театрального училища свидетельствует о специальной подготовке. Есть что-то символичное в том, что так и осталась Фаина Георгиевна актрисой без дипломных корочек, деятелем культуры без высшего образования. Главным стимулом творческого пути Раневской была жажда внимания, признания, восхищения со стороны окружающих.
Весной 1933 года Раневская оставила сцену Камерного театра и перешла в Центральный театр Красной Армии. Уход ее был вызван тем, что после снятия с репертуара «Патетической сонаты» она не получила больше в Камерном театре ни одной роли. Почему так случилось? Возможно, причиной этого был характер Фаины Георгиевны и присущая ей привычка отстаивать свое мнение, невзирая на лица?
В 1939 году актриса нигде не работала. Этот год был для нее очень тяжелым. Под впечатлением от столь тяжелого удара, уготованного ей судьбой, она впала в депрессию, избегала людей, почти ни с кем не говорила. Горькая обида терзала ее. Оставшись без заработка, Фаине Георгиевне пришлось продавать свои вещи. А Раневская не выносила безделья. Она признавалась: «Когда я долго не играю, долго не готовлю новой роли, я себя чувствую как пианист, у которого ампутировали руки».
«Я ПЕРЕСПАЛА СО ВСЕМИ ТЕАТРАМИ МОСКВЫ»
Считалось, что с Фаиной Раневской режиссеру работать трудно. Так оно и было: актриса обожала вмешиваться в вопросы режиссуры, обсуждать трактовку роли, по несколько раз переписывать текст, придумывать «отсебятину». Слухи о скверном характере Фаины Раневской были обусловлены тем, что актриса всегда действовала открыто: громко и прилюдно говорила вслух все, что думала и чувствовала. Сказывался и возраст, обнаживший всю неуживчивость ее характера, сказывались обиды на постоянное одиночество.
Пребывание Раневской в Театре имени Моссовета сопровождалось частыми конфликтами с главным режиссером Юрием Завадским, которые порождало несходство творческих методов. Доходило до того, что ее мизансцены убирались из спектакля по одной-единственной причине: они были настолько ярки, что отвлекали на себя внимание зрителя и затемняли идею постановки. Зрители приходили «на Раневскую», а сам спектакль их интересовал уже в меньшей степени, чего главный режиссер допустить не мог.
Раневская театрально переосмысляла и собственную повседневную жизнь, превращая ее в своеобразный трагикомический «спектакль». В этой истерической особенности кроется секрет ее личной популярности, независимо от сценической известности. Поклонником Раневской, кстати, был сам Иосиф Виссарионович.
«ОДИНОЧЕСТВО – ЭТО КОГДА В ДОМЕ ЕСТЬ ТЕЛЕФОН, А ЗВОНИТ БУДИЛЬНИК»
За всю свою жизнь Фаина Раневская так и не вышла замуж. Как-то ее спросили, была ли она когда-нибудь влюблена. Раневская сразу поведала эпизод из своей юности. Она была влюблена в красавца-актера, игравшего вместе с ней в труппе. Однажды тот пообещал, что вечером придет к ней домой. Раневская нарядилась, накрыла стол. Но предполагаемый возлюбленный пришел пьяный и с женщиной. «Деточка, погуляйте где-нибудь пару часиков», – сказал он. «С тех пор не то что влюбиться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!» – признавалась Фаина Георгиевна. Но вряд ли один такой эпизод мог повлиять на всю последующую жизнь; более негативную роль в ее душевных привязанностях играл язвительно-колкий характер истерической личности.
В начале 60-х годов был у Фаины Раневской период, когда она не чувствовала себя одинокой. Она получила письмо от своей сестры Беллы, которая жила во Франции. Сестра была тоже одинока и просила помочь ей вернуться в Советский Союз. Помогла министр культуры Екатерина Фурцева. Несколько лет сестры прожили вместе. Но в 1964 году Белла умерла и постаревшая актриса вновь осталась в одиночестве.
«СТАРЕТЬ СКУЧНО, НО ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ЖИТЬ ДОЛГО»
В последние годы в театре Раневской из-за ее невоздержанного характера ролей практически не давали. Однажды режиссер Театра имени Моссовета Сергей Юрский рискнул пригласить уже пожилую Фаину Георгиевну в свой спектакль «Правда – хорошо, а счастье лучше». Он прекрасно знал, что никогда нельзя соглашаться с самокритикой Раневской, даже если она горячо настаивает на своем. Тот, кто соглашался, тут же становился ее врагом.
Премьера спектакля надолго запомнилась всем: с первой своей реплики, с первой же сцены Фаина Георгиевна стала забывать текст. Годы брали свое…
«Мне пора уходить из театра, – объявила она. – Я же не играю и не имею права получать деньги. Я больше не смогу играть». Но вскоре говорила прямо противоположное: «Неужели театр не заинтересован, чтобы я играла? Публика ждет меня. Найдите мне пьесу. Неужели вам нечего мне предложить?» В октябре 1982 года актриса в последний раз вышла на сцену.
Несмотря на трудности жизни, в актерском репертуаре Раневской остались любимые всеми поколениями зрителей роли как в кино, так и в театре. Классикой театрального искусства считается спектакль «Дальше – тишина», где актриса вместе с Ростиславом Пляттом гениально показала жизнь стариков, которые оказались не нужны собственным взрослым детям.
«ВОСПОМИНАНИЯ – ЭТО БОГАТСТВО СТАРОСТИ»
Раневская неоднократно пыталась писать воспоминания. Но, начав их фразой «Я – дочь небогатого нефтепромышленника…», понимала, как неправильно могут быть поняты ее жизнь и переживания. И потом она столько видела такого, о чем нельзя было еще говорить вслух! О своих коллегах отзывалась по-разному, но чаще с любовью и юмором. Например, восхищалась своим многолетним соратником по сцене Ростиславом Пляттом, но во время репетиций с ним любила воскликнуть: «Опять эти ваши пляттские шутки!»
Крылатая фраза из фильма «Подкидыш» (1939 год) «Муля, не нервируй меня!» преследовала Раневскую всю оставшуюся жизнь: так кричали мальчишки при виде ее на улице, эту фразу первой вспоминали при знакомстве с ней. Даже Леонид Брежнев на вручении ей в связи с 80-летием ордена Ленина вместо приветствия сказал: «А вот идет наша “Муля, не нервируй меня!”». Раневская ответила: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы!» Генсек смутился и добавил: «Простите, но я вас очень люблю».
