«От судьбы не уйдешь» – так это или не совсем? Или совсем не так? Смотря когда. В жизни бывают разные точки, отрезки и полосы. В лекции из цикла «Краткое введение в жизнь» известный психолог Дмитрий Леонтьев рассуждает о соотношении свободы, возможностей и предопределенности в нашей жизни.
ДОСЬЕ
Дмитрий ЛЕОНТЬЕВ – доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, директор Института экзистенциальной психологии и жизнетворчества, заведующий лабораторией позитивной психологии и качества жизни НИУ «Высшая школа экономики». Автор более 600 публикаций. Лауреат премии Фонда Виктора Франкла города Вены (2004) за достижения в области ориентированной на смысл гуманистической психотерапии.
В 60–70-е годы выдающийся представитель естественных наук Илья Пригожин (которому психология, с моей точки зрения, задолжала золотую статую), исследуя процессы в неорганической природе (за что получил Нобелевскую премию), обнаружил точки, в которых однозначность исчезает. Эти моменты называются точками бифуркации. В них процесс может принять одно из двух (или больше) направлений дальнейшего течения, причем ничем не предопределено, по какому именно руслу пойдет процесс. Дифференциальные уравнения, описывающие это, имеют в этих точках два корня, то есть два равновероятных математических решения. Между точками бифуркации, однако, течение процесса жестко предопределено. Даже в неживой природе, выходит, есть неумолимая детерминация, но есть и разрывы в ней, когда в действие вступают другие механизмы.
Что же тогда происходит в человеческой жизни? Примерно то же самое. Если попробовать ретроспективно оглядеть свою жизнь, в ней можно обнаружить такие отрезки, на которых все идет по прочной колее, где все предсказуемо, и, чтобы выбраться из нее, нужно по меньшей мере чудо. Бывает, наоборот – в какой-то точке стоишь и растерянно думаешь: «Хоть бы что-нибудь куда-нибудь подтолкнуло». Но судьба, как назло, не хочет определять наши действия – сами мучаемся… От судьбы не уйдешь. Но на каких-то отрезках. А в другой момент – до нее не достучишься.
Это хорошо видно на примере человеческой истории. В истории, как и в химических процессах, есть детерминированные, предсказуемые периоды, в которые ни одна личность не может ничего изменить, но бывают точки исторических бифуркаций, когда объективные закономерности сменяются зоной неопределенности. Выбор одной из возможных траекторий развития в ней определяется маломощными (в масштабах истории) факторами, в том числе действиями отдельных личностей. Важно выбрать момент, когда такие действия могут оказать решающее влияние. Успешные политики очень чувствительны к таким моментам. Хороший пример – приписываемая Владимиру Ленину фраза, якобы сказанная в канун октябрьского восстания: «Выступаем завтра. Сегодня выступать рано, послезавтра – поздно».
Так и в жизни отдельных людей. Если мы хотим что-то изменить, задача не в том, чтобы накачать себя некой «энергией изменения» и выкарабкаться из колеи, а в том, чтобы развить в себе чувствительность к тем точкам, в которых это изменение оказывается возможным. Вдруг открывается какое-то «окошко» и очень скоро захлопывается. Если мы не делаем выбор в тот момент, когда мы можем что-то изменить, это означает, что мы делаем выбор эту возможность проигнорировать. Ни одна возможность не существует вечно, она локализована во времени, как все живое: когда-то рождается и когда-то умирает. «Так будет всегда» – это про детерминированные процессы. Возможность же всегда здесь и сейчас.
Отсюда, кстати, интересное различие между естественными и гуманитарными науками: первые опираются на закон, на связь причины со следствием, неизбежную, необходимую, неотвратимую. Если я выпущу ручку из рук, то она упадет. Это закон. Он действует всегда. На этом стоят все естественные науки. Но есть то, что называют «противоестественными» науками, – гуманитарные. Они имеют дело с возможным, а не с тем, что должно быть, обязательно, необходимо. В процессе написания «Войны и мира» Лев Николаевич Толстой отбросил много разных вариантов – где законы, где детерминизм, где причинность? Какая череда событий привела к тому, что писатель написал, переписал, вновь переписал и остановился на известном нам варианте? Все продукты человеческого творчества относятся к категории возможных. К тому, что может быть, а может не быть.
Психология оказывается в этом плане в странном положении, словно поделена между теми и другими. Потому что в человеке есть много того, что построено по законам необходимости, неотвратимости и жесткой причинности, но одновременно присутствует и то, что относится к категории возможного. Если у меня над ухом раздастся выстрел, я поверну голову. Это закон. Но то, что я скажу через полминуты, не выводится ни из какой констелляции нейронов: могу сказать одно, могу – другое, а могу вообще замолчать и погрузиться в раздумье. В мире возможностей возникает выбор.
Возможности сами в действительность не воплощаются. Возможность всегда чья-то, она не вообще, не абстрактна, она – моя личная. Или чья-то еще. У нее есть субъект. Чем нравственность отличается от права? Право задает довольно жесткую связь причины и следствия. Нравственность выводит на сцену ответственность самого человека – будет он следовать заповедям или не будет. Даже в ситуациях, где есть награды или наказания, я могу выбрать то, что для меня более существенно, чем не полученная награда или полученное наказание. Это замечательно сформулировал Илья Ильф в своих записных книжках: «Давайте ходить по газонам, подвергаясь штрафу». Запрет не означает, что я не могу ходить по газонам. Я могу, подвергаясь штрафу. Я это понимаю, знаю цену и принимаю ее…
Чем отличается свободный человек от несвободного? Мераб Мамардашвили считал, что свободный человек действует под влиянием закона. Свободный человек понимает то, к каким последствиям приведут одни и другие действия, и не сделает то, о чем будет потом жалеть. Несвободный человек действует под влиянием причин, он не пойдет по газону, а если пойдет, то будет находить оправдания: «Меня заставили, меня вынудили, так жизнь сложилась, у меня не было выбора». Но свободный человек заранее знает последствия, потому что закон – это связь причины со следствием. «Вы – рабы внутреннего закона, а не внешней причины», – говорил Будда. Многие, к сожалению, остаются рабами внешней причины.
В одном из интервью в конце 80-х годов знаменитый скульптор Эрнст Неизвестный говорил: «В свободном обществе никто не может заставить человека не быть рабом». Несвобода, как правило, свободно выбрана. На это обратил внимание Эрих Фромм в своем знаменитом бестселлере «Бегство от свободы», где он обнаружил, что свобода не такая уж и радостная вещь, потому что всегда сопряжена с ответственностью. Поэтому люди склонны добровольно от нее отказываться.
Есть еще один важный аспект несвободы – это несвобода по отношению к самому себе. Нередко человек оказывается настолько упоен своей способностью контролировать события и самого себя, что он программирует сам себя и считает, что владеет событиями, – он программист. Но забывает, что при этом он же и программа. Программируя себя, мы теряем чувствительность к тому, что выходит за рамки программы. Мы перестаем видеть возможности…
И еще несколько слов про судьбу. В XX веке психологи периодически подбирались к проблеме судьбы, пытались ее осмыслить. Само слово такое, что никуда от него не деться. Интересным мне кажется динамическое понимание судьбы, оно встречается у философов Михаила Эпштейна и Мераба Мамардашвили. Судьба – это, по сути, те силовые линии впереди нас, которые воссоздают то, что мы оставили позади себя. То есть тот путь, который уже как-то пройден, и сделанные на нем выборы каким-то образом искривляют пространство впереди нас. Это не означает, что они жестко задают эти пути в пространстве, но они определенным образом его видоизменяют, и мы оказываемся в ловушках собственной судьбы. А дальше – либо мы двигаемся по этим готовым силовым линиям, либо находим иные возможности. Но не автоматически, а проснувшись и включив рефлексивное сознание.
Вся психология мотивации кончается там, где начинается рефлексивное сознание. Потому что психология мотивации анализирует причины, которые побуждают человека пойти этим, а не иным путем. Можно измерить потребности, валентности, привлекательность и так далее и определить, какой из пяти вариантов поведения в этой ситуации я с наибольшей вероятностью реализую. Эти предсказания, как правило, работают. Но до тех пор, пока я действую более или менее механически, не включаю рефлексивное сознание. Включив его, я выхожу из поля причин и начинаю видеть возможности, а саму жизнь – сознательной, то есть управляемой целями. И оказывается удивительная вещь: нет ни одного из этих пяти вариантов поведения, которые бы я не мог осуществить. И еще шестой и седьмой могу придумать – те, которые наблюдающему за мной психологу в голову не придут.
Есть два режима существования: режим детерминированности и режим самодетерминации. Первый – путь движения по готовым силовым линиям – это путь наименьшего сопротивления. Поэтому он так привлекателен, и огромные массы людей выходят на улицы с лозунгами «Не грузиться» и «Не париться». Это – путь к эмоциональному благополучию, цена которого – отказ от рефлексивного сознания. Нельзя просыпаться. Если ты проснешься, неизвестно, что увидишь. Масса людей так и живет, и другого им и не надо. Ученые подсчитали, что мы в среднем используем три процента возможностей нашего мозга. Для такого способа существования, пожалуй, и трех много. Можно и совсем иначе, но это вопрос вкуса.