Загрузка...
В одном из интервью Нил Гейман рассказывал о том, как он в 2007 году ездил в Китай на первый, одобренный партией конвент по научной фантастике. Долгое время компартия Китая не одобряла фантастику, но теперь все поменялось. Гейман спросил одного из представителей власти почему.
Приглашаем на курс для самостоятельного прохождения:
«Все просто, – ответил он. – Китайцы создавали великолепные вещи, если им приносили схемы. Но ничего они не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому они послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google, и расспросили людей, которые придумывали будущее, о них самих. И обнаружили, что те читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками».
Эта история иллюстрирует поразительную способность художественной литературы освобождать наш ум от оков привычного. И это касается не только фантастики, а любой художественной литературы.
МЕДИТАЦИЯ ПРОТИВ ЭПИДЕМИИ
Один из самых распространенных видов медитации состоит в следующем: вы находите место, в котором вас никто не будет отвлекать; выделяете время, в которое вы будете заниматься только медитацией; принимаете удобную позу и выбираете нечто (точку на стене, ощущение движения брюшной стенки во время дыхания, внутренний образ), что вы будете удерживать на протяжении всего этого времени. Если ваше внимание уходит от выбранного объекта, вы мягко его возвращаете.
Джон Кабат-Зин, один из самых известных современных учителей медитации, сравнивает это с тренировкой щенка. Вы сажаете щенка на коврик и говорите ему: «Сидеть». Когда ему надоедает и он отправляется бродить, вы возвращаете его на коврик и снова говорите ему: «Сидеть» – и так пока он не поймет, что здесь его место.
К чему это я? А к тому, что тот способ, которым мы читаем художественную литературу, во многом очень похож на медитацию. Мы точно так же уменьшаем количество внешних стимулов и выбрасываем из головы насущные мысли, так же сосредотачиваемся (на тонкой струйке слов, втекающих в наше сознание), а если внимание начинает блуждать, мы мягко возвращаем его к тому, что мы читаем.
Содержательно медитация и чтение достигают противоположных эффектов: медитация «опустошает» ум, а чтение «наполняет». Но внимание и там и там функционирует очень похожим образом. А значит, оба этих занятия являются отличным противоядием от охватившей мир эпидемии многозадачности.
Кстати, невозможно делать несколько дел разом. То, что нам кажется одновременным выполнением задач, на деле оказывается очень быстрым переключением между ними. Постоянно работая в режиме подобного переключения, наше внимание утрачивает способность подолгу фокусироваться на одном объекте. Это приводит к тому, что ни одно событие жизни мы не переживаем во всей его глубине и полноте: чем бы мы ни занимались, через несколько минут мы уже ищем, на что бы отвлечься. Но чтение, как и медитация, может вернуть нам эту способность целиком погружаться в плотный поток непосредственного опыта.
Причем я говорю сейчас именно о том способе, которым мы читаем художественные произведения. Прикладную литературу или статьи в интернете мы читаем совсем иначе – сканируя большую часть текста по диагонали, прочитывая лишь небольшую часть, отвечающую целям нашего чтения.
«Нет лучшего средства для освежения ума, как чтение древних классиков; стоит взять какого-нибудь из них в руки, хотя на полчаса, — сейчас же чувствуешь себя освеженным, облегченным и очищенным, поднятым и укрепленным, — как будто бы освежился купаньем в чистом источнике».
ТУПИК, КОТОРОГО НЕТ
В том же интервью Гейман упоминал еще одну интересную вещь: в Америке количество необходимых в будущем тюрем рассчитывается по формуле на основании того, сколько из подростков на данный момент не читают добровольно, для собственного удовольствия.
Связь вполне понятна. Один из отцов экзистенциальной психологи Ролло Мэй писал, что насилие – это естественная реакция на ситуацию, которая блокирует иные формы реакции. Фактически это крайнее проявление нашей «силы жить», когда человек оказывается загнан в тупик. Но «тупик» — это не столько объективная ситуация, сколько способ интерпретации – где человек не видит вариантов, там и тупик. Ведь как утверждает основатель рационально-эмоционально-поведенческой терапии Альберт Эллис, наши реакции определяются не столько происходящими с нами событиями, сколько способом, которым мы эти события интерпретируем, и взглядами, которых мы придерживаемся.
На вспышку чьего-то гнева человек может отреагировать страхом, смехом, чувством вины, недоумением или ответной вспышкой. У каждого из нас есть привычный способ реагирования на подобные ситуации. Более того, обычно он кажется нам не только вполне естественным, но зачастую и единственно возможным.
Даже если мы видели, как другие реагируют на подобные ситуации иначе, это, вероятно, никак не поменяет нашу собственную картину мира – ведь, глядя со стороны, мы можем лишь догадываться, как другой человек интерпретирует некоторое событие. Книга же позволяет нам действительно взглянуть на него другими глазами и «пережить» другую реакцию.
В отличие от кино, в котором мы лишь видим действия героев, книга приоткрывает дверь в их внутренний мир. В кино я наблюдаю за другими, книга позволяет мне самому на время стать другим человеком.
Умберто Эко писал, что «мы читаем для того, чтоб поупражнять нашу способность интерпретировать опыт». Важность этого невозможно переоценить. Поэтому, например, многие государства спонсируют программы развития чтения в тюрьмах – исследования показывают, что заключенные, которые начали читать в тюрьме, по выходе из нее совершают преступления гораздо реже.
«Мы читаем романы вот почему: они дарят нам уютное ощущение, будто мы оказались в мире, где понятие правды бесспорно, тогда как настоящий мир – место куда менее надежное… Читая литературный текст, мы бежим от тревоги, одолевающей нас, когда мы пытаемся сказать нечто истинное об окружающем мире… Такова всегда была функция мифа: сообщить форму, структуру хаосу человеческого опыта».
СМЕНИТЬ ВСЕЛЕННУЮ
Тот же Эко утверждает, что «художественные тексты помогают преодолеть нашу метафизическую ограниченность. Мы живем в огромном лабиринте реального мира… в котором далеко не все дороги нанесены на карту и общую структуру которого мы не в состоянии описать». Наш мозг не может вместить исчерпывающее описание Вселенной, потому как сам является ее частью. Единственное, что мы можем, это создавать карты разной степени точности.
Любая карта отражает некоторые взаимоотношения реального мира и по необходимости упускает все прочие. Карта метро, висящая в вагоне, отражает последовательность станций и места пересадок, но упускает все остальное (длину станций, повороты и прочее). Электрики, которые работают в метро, пользуются совсем другими картами, ремонтники – третьими, машинисты – четвертыми. Создать точную модель метро, которая отражала бы все, будет неимоверно сложно (и, возможно, из-за ее сложности ей все равно невозможно будет пользоваться). Но к счастью, нам это и не нужно – задачу решает набор карт для разных целей.
Литературный мир – это такая же карта, которая отражает лишь некоторые аспекты реального мира. В иронических детективах нет места пыткам и лагерям, в нуаре – честным и искренним женщинам, в героическом фэнтези – полумерам и компромиссам, а во Вселенной доктора Хауса – людям, которые не врут. Но причина этому исключительно в том, что литературный мир собирается лишь из отдельных, тщательно подобранных аспектов реального.
Проблемы возникают, когда мы начинаем путать карту и территорию. И я сейчас говорю не о людях, которые сбегают в чтение от повседневных проблем. Конечно, именно о них говорят, что они «не живут в реальном мире». Но фокус в том, что никто не живет в реальном мире – он слишком сложен. Все мы пользуемся картами, вопрос лишь в том, одной или несколькими.
С самого детства все мы живем в литературном мире, выстроенном для нас близкими. Например, в мире, в котором «без диплома никогда не устроишься на нормальную работу», «без труда не выловишь рыбку из пруда», «без связей ничего не добьешься», «до 30 не выйдешь замуж – потом никому не будешь нужна»… В реальном мире есть люди, у которых все отлично вышло и без связей, и без диплома, и после 30, но при конструировании этой конкретной литературной Вселенной они остались за ее пределами.
Читая художественную литературу, мы не только знакомимся с другими картами реальности, но еще и уясняем принципиальную ограниченность подобных карт. И чтоб не остаться в плену одной картины мира, нам нужно учиться перемещаться между литературными Вселенными. Учиться погружаться в произведение – приостанавливать недоверие к непривычному и действительно отдаваться во власть авторского взгляда – без этого мы никогда не сможем выйти за границы навязанной нам с детства истории и способа восприятия мира. И учиться выныривать – напоминать себе, что любая история, сколь бы убедительной она ни казалась, правдива лишь в рамках ограниченной литературной Вселенной – без этого мы рискуем оказаться пленниками чьей-то чужой картины мира (подхода, учения, философии). Постоянное чтение позволяет отработать этот навык до автоматизма.
А это значит, что, когда друзья из самых добрых побуждений рассказывают вам, как кто-то провалился там, где вы хотите преуспеть (подразумевая, что и вас тоже ждет подобная участь), вы сможете вспомнить, что эта история происходит в литературном мире, в котором по определению некоторых вещей попросту нет. И тогда вы сумеете твердо сказать: «Да, это так, но это – не моя история!»
