Загрузка...
Я тут на «Хауса» подсел, вернее, меня подсадили — товарищ порекомендовал посмотреть, даже диски с фильмом дал. И все. Я пропал. У меня, человека, к «мыльным операм» ничего, кроме отвращения, никогда не испытывавшего, появился любимый сериал! Когда первый восторг прошел и запойное смотрение дисков прекратилось — я вспомнил о своей психологической специальности и задался вопросом: «Почему это мне так нравится?» И вот какие рассуждения у меня родились по этому поводу.
То, что Хаус – грамотно созданный мифологический персонаж, факт очевидный и, как мне кажется, сомнений не вызывающий. Поэтому довольно интересно рассмотреть подробнее его составляющие.
В первом приближении сразу заметил три пласта: собственно мифологический, психологический и, так скажем, социальный.
В мифологическом все довольно традиционно.
Во-первых, Хаус — представитель древнейшей ветки мифических персонажей — лекарь, целитель, колдун, врачеватель, то есть фигура изначально притягательная и загадочная.
Кстати, отдельного поклона заслуживают создатели сериала именно за возвращение ореола загадочности подзатаскавшемуся образу врачевателя. Вваливающиеся с большим опозданием в дома мирных граждан сотрудники «скорой помощи» или заспанные персонажи из приемных покоев облупленных стационаров романтического флера профессии медика не прибавляют. Справедливости ради отметим, что даже в таком интерьере ощущение чуда появляется мгновенно, как только они начинают вас спасать.
Во-вторых, Хаус — врач, который никогда не ошибается и излечивает от всего, или почти от всего.
Именно безошибочность приравнивает профессиональное умение Хауса к волшебству. При этом дар его заключается не в успешном использовании высокотехнологических подходов и заоблачном уровне диагностического обеспечения современной американской медицины, которые Хаус несомненно учитывает, но именно в том человеческом компоненте, который позволяет правильному решению возникать не благодаря, а вопреки технологиям. Именно талант как творческая составляющая консервативной по сути медицинской логики позволяет ему в стандартных ситуациях принимать нестандартные решения. В общем, Хаус всегда умнее машин, и это притягивает.
В-третьих, Хаус — врачующий других калека, эдакий «сапожник без сапог», образ давний, но в этом варианте Хауса получивший новое развитие. В нем совмещается традиционная для мифологического персонажа «инициированность» страданием. Калека, по определению, человек «богом меченый», вспомним хотя бы череду всевозможных сказочных персонажей — могучих старичков-вещунов и могущественных уродцев типа пушкинского летающего карлы, да и исторические персонажи — шуты, юродивые и «калики перехожие» — в этом отношении мало чем от них отличаются. Так что хромота Хауса четко говорит об «избранности» персонажа.
Однако эта типичная, в общем-то, характеристика усилена за счет того, что инвалидность Хауса связана не только с физическими ограничениями, но и с постоянным присутствием в его жизни боли (речь, как вы поняли, уже идет про пласт психологический). А вот боль — уже категория экзистенциальная, то есть жизнь под себя перестраивающая и во многом ее определяющая. А экзистенциальная «отмеченность» персонажа — вещь мало того что модная, так еще и за живое современного кризисного зрителя цепляющая. Кстати, отсюда и самоуничижительная ирония Хауса, и попытки «быть здоровым», и постоянное обыгрывание своего инвалидного статуса, и, наконец, его одиночество. Потому что даже Хаус не выдерживает две боли сразу.
В результате образ Хауса поднимает у зрителя одновременно два пласта сильных чувст, переживаний: осознанные восторг и отвращение, подсознательные сочувствие и сострадание.
Что касается продолжения литературных аллюзий, то Хаус — это одновременно вечно скучающий Шерлок Холмс (тоже, кстати, музицирующий наркоман), у которого есть три Ватсона, и вечно одинокий Робинзон Крузо с целым выводком Пятниц в придачу. Заметим, что оба эти персонажа тоже порождение англоязычной ментальности.
Что касается сравнения с Холмсом, стоит обратить внимание на тот факт, что револьверная пальба и фальшивая игра на скрипке знаменитого сыщика заменены создателями образа Хауса более соответствующими нашему времени смотрением бессмысленных телепрограмм и электронными играми. Впрочем, не стоит забывать, что в обоих случаях это всего лишь «способы оформления пространства мыслительной деятельности».
Еще один аспект, неожиданно отечественный. История Хауса — это история нашего «лишнего человека», которому в условиях западной цивилизации нашлось-таки профессиональное применение. В этом он совершеннейший «Печорин от американской медицины». Впрочем, последнего от него разительно отличает природа скуки, и если прославленный отечественный литературный персонаж скучает от пресыщенности собственной опытностью и не поддающейся никакому анализу «русской хандры», то Хаус никогда не пресыщается. Он жить не может без интеллектуального напряжения. Даже его взаимоотношения с ближайшим окружением представляют собой череду фокусов, загадок, уловок и откровенных провокаций. Он сам создает себе загадки, если профессия не предоставляет необходимого уровня напряжения, часто рискуя добрым к себе отношением со стороны немногочисленных друзей.
Так что основной его наркотик далеко не пресловутый викодин, а интеллектуальный напряженный поиск, в котором он не знает ограничений (по контрасту с ограничениями физическими). В пространстве мышления он абсолютно свободен, там он «экстремал мыслительного перемещения», вот почему скука — основной экзистенциальный враг Хауса: она повторно, и окончательно, лишает его свободы, но теперь уже свободы перемещения интеллектуального.
И наконец, о пласте социальном. Сама фигура, сам персонаж Хауса — чистейшее порождение общества суперпроизводительного труда. Ведь, что называется, «о чем фильм»? А о том, что за безграничные профессиональные возможности окружающие готовы терпеть и прощать все что угодно, в том числе и уничижительное к себе отношение. Такое возможно только в обществе, в котором межличностные отношения не являются ценностью, вернее, не являются главенствующей ценностью при определении общественной значимости человека.
Хаус — эдакий антигерой со знаком плюс в обществе всеобщей политкорректности и толерантности. Он постоянно нарушает не только медицинские, но и общественные договоры, но ему все позволяют и почти все прощают. Потому что насколько он личностно асоциален, ровно настолько он профессионально социален. И в этом заключается сущностное отличие фигуры Хауса от всех наших до сих пор социалистических «героев труда».
Мне, к примеру, не приходит на ум ни одного положительного отечественного персонажа, который бы вызывал к себе позитивное отношение окружающих исключительно своими профессиональными качествами. Это вообще не вписывается в нашу шкалу ценностей. У нас, прежде всего, «человек должен быть хороший», а уже потом, как правило, дело и не доходит до профессиональных навыков, а если доходит, то больше как дополнение: «Ах, он еще и крепкий профессионал!» При этом под «человеком хорошим» у нас понимается душевный, компанейский, понимающий, умеющий прощать и кое-чего не замечать персонаж, решительно ничего от вас не требующий и ставящий личные взаимоотношения намного выше исполнения своих служебных обязанностей. А вот порожденная безусловной важностью хорошего делания своего дела западная принципиальность в нашем понимании больше смахивает на предательство, стукачество, наушничество, ябедничество и кучу других неприличных вещей, за которые у нас приличные люди «морду бьют».
В этом и заключается ментальная и, если хотите, цивилизационная невозможность появления у нас своего Хауса.
Извините, сворачиваюсь — сейчас на одном из местных каналов новую серию «Хауса» будут показывать.
1. У человека всегда есть шанс на спасение, и, что особенно важно, этот шанс всегда есть у людей, его окружающих.
2. Помощь другим — вещь самоценная и потому абсолютно бескорыстная в плане получения за нее каких-либо благодарностей. Вы и так имеете шанс почувствовать себя немножко Богом. Чего ж вам еще?
3. Жить интересно всегда, и жизнь интересна всегда тому, кто не перестает ей удивляться и, да простят мне высокий слог, «жаждать познания».
4. Мыслить — это наслаждение/проклятие /зависимость, посильнее любого наркотика. Осталось только научиться «думать также интенсивно, как Хаус», и вам не страшны любые современные «соблазны».
5. Для умного человека жизненные несчастья могут быть не только интересными, но и очень, как говорят психологи, «ресурсными» состояниями /переживаниями. Именно поэтому инвалидность для Хауса не приговор, а «источник жизненной энергии».
6. И, наконец, как говорит один мой знакомый: «кто живет «один», а кто и «сам». Так что одиночество — это не всегда проклятие, но иногда — призвание.
