Я читал некую ученую книгу, толкующую о людских талантах. Мелькали имена, знакомые, незнакомые, великие… Почему-то много юных. И вдруг я вздрогнул… Тициан, Ньютон, Гете, Толстой, Эйнштейн, Пикассо, Винер, Шагал, Черчилль, Лихачев, Моисеев… С другой стороны – Шуберт, Шопен, Галуа, Бизе, Ван Гог, Лермонтов, Рембо, Есенин, Блок… 10-летний мальчик из Перми, играющий, как Моцарт. Потрясающие 11-летние гимнастки.
И в памяти моей всплыл давно волновавший меня вопрос: почему одни гении живут долго и успевают сделать много, а другие уходят рано, порой непростительно рано, оставляя в нашем восприятии привкус такого яркого, такого обещающего, но так и не раскрывшегося до конца, незавершенного чуда?
ГЕНЕТИКА И ГЕНИАЛЬНОСТЬ
Отечественный генетик Владимир Эфроимсон много лет посвятил изучению гениальности и написал об этом книгу почти в тысячу страниц. Он насчитал за всю историю человечества 400 гениев. Осуществившихся. Но потенциальных было на несколько порядков больше. Почему они не состоялись? Черствое, глухое общество, нелепости судьбы или генетика, включившая в какой-то момент механизм торможения?
По вопросу о том, откуда гении берутся, Эфроимсон пришел к однозначному выводу: гениями рождаются. Единственное, что могут сделать семья и общество, – позволить (или даже помочь) гению развиться и не загубить его.
Если мы готовы принять эту точку зрения, то с необходимостью должны сделать некоторые очевидные выводы.
1. Из обычного ребенка можно вырастить отличного работника, творческого человека, яркую личность, но гения вырастить нельзя. Ни железная воля, ни бешеное упорство родителей здесь ничего не дадут. Скорее могут навредить. Особенно если они гонимы вперед одним лишь честолюбием да тщеславием.
2. Коль скоро гениальность – дар природы, к нему и подходить надо как к чудесному и хрупкому цветку. Это значит вовремя поливать, закрывать от излишне яркого солнца, беречь от ледяных ветров.
3. Время расцвета природных способностей, период плодоношения и время заката – не в нашей власти. Это природные ритмы, лишь косвенно зависящие от ритмов социальных, поэтому мы вправе присматриваться к ним, изучать их и анализировать. Но мы не можем на них влиять.
РАННИЙ ВОСХОД
Проблемой ранней гениальности я заинтересовался давно, еще в те времена, когда мой младший брат Евгений учился в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории (ЦМШ). Истинно одаренных там было немало. Расскажу про мальчика, которого в те времена называли Володя-чудо.
Он учился в одном классе с моим братом, и тот приносил из школы сведения одно удивительнее другого. Начнем с того, что этот Володя, еще будучи самостоятельным и задумчивым малышом, примерно в два с половиной года выучился читать. Сам, безо всякой посторонней помощи, ибо оба работающих родителя не уделяли ему должного внимания. Напуганные такими успехами сына, родители отвели его к знакомому профессору психологии. Тот был озадачен не меньше папы и мамы и придумал такой вариант: чтобы не перевозбуждать ребенка, спрятать его на время от цивилизации. Родители отвезли малыша на несколько месяцев к бабушке в город Егорьевск. Но они не учли, что в провинциальном доме оставалась от покойного деда неплохая библиотека. На долгие месяцы ребенок остался наедине с книгами. Итоги выглядели так: по обнаруженному им музыкальному учебнику на немецком языке Володя к трем годам выучил как основы музграмоты, так и сам немецкий язык. Он не владел фонетикой, но смысл вычитывал вполне уверенно. В это нелегко поверить, но так действительно было. Более того, у ребенка открылся отчетливый музыкальный дар – абсолютный слух и все такое. Потрясенные родители смирились, приняли успехи сына как должное, и вот в неполных пять лет он был принят в ЦМШ. Чудеса продолжались. К семи годам Володя играл, как маленький Моцарт, и начал сочинять музыку. Да такую сильную и яркую, что учителя терялись, испытывая смущение, а порою даже испуг. Казалось, что расцвету юного гения не видно пределов. И вот тут – внезапно, беспричинно – пошло какое-то странное торможение.
Мы продолжали жадно выпытывать у братишки Жени подробности о жизни его гениального соученика, но он отвечал все менее охотно. Оказывается, Володя вдруг стал хуже учиться, начал болеть, пропускать школу. Прошел год, другой, о Володе начали забывать. Никто не мог с уверенностью сказать, где он, что с ним, жив ли вообще. А его более скромные товарищи продолжали нормально учиться, почти все из школы попали в консерваторию, окончили ее, стали профессиональными музыкантами, некоторые даже известными. О Володе-чуде никто уже не вспоминал. Мне же эта загадочная и печальная история много лет не давала покоя. И какие-то смутные первичные гипотезы стали приходить в голову. По крайней мере ясно я осознал одно – необыкновенные способности в раннем возрасте сами по себе – еще не гарант великой судьбы.
ЭФФЕКТ МЕДЛЕННОГО РАЗВИТИЯ
Я залез в книги. Я нашел много фактического материала, я вычитал множество трагических судеб, но не нашел ответа на главный вопрос. В чем причина, в чем загадка раннего угасания? И тогда я сам выстроил гипотезу.
Я начал от обратного. Я припомнил Альберта Эйнштейна, который в детстве считался отсталым ребенком.
Я вспомнил удивительную судьбу Тициана. Первые годы и даже десятилетия упорной работы не принесли ему успехов. Но когда подошел к 50 годам, он вдруг начал создавать шедевры. Он продолжал их создавать в течение еще почти полувека. Полотно «Увенчание терновымвенцом» он написал в 95-летнем возрасте. Тициан Вечеллио умер в 99 лет не от старости, а от чумы.
Итак, медленно развиваешься – далеко идешь. А если быстро или даже сверхбыстро развиваешься (ранняя гениальность)?
Попробуем выйти за пределы обычных банальностей и для объяснения ситуации привлечем сравнительно простую (для начала) модель, которую условно можно определить как модель биологических часов.
Всякий биологический организм напоминает однажды заведенные часы. Только, в отличие от будильника, время организма – нелинейно. Уже на элементарном уровне это проявляется в стадиальности – организм рождается, развивается, достигает некоторого пика, потом идет некое плато, потом неизбежное угасание и смерть. На более сложных уровнях нелинейность биологического времени проявляется не только в разной скорости его течения (человек живет то быстрее, то медленнее, переживая это субъективно и порой очень ярко), но и в локальном изменении направления времени (астрономическое время продолжает равнодушно идти вперед, а человек молодеет (словно бы его биологические часы пошли в другую сторону) – это бывает в пору любви, в моменты активного выздоровления после болезни, а также в минуты (часы? годы?) творческого подъема. Впрочем, надо иметь в виду, что чрезмерное творческое напряжение, как и страстная любовь, может принимать форму болезни (маниакального напряжения, всепоглощающей страсти, экстатического порыва), и тогда, увы, человек изнашивается и стареет быстрее. Все зависит от того, какой по знаку энергией мы заполняем напряженные и быстрые участки своей жизни.
Стандартные часы человеческого организма рассчитаны на 70–120 лет (прежде всего это связано с репродуктивностью клеток). Обычная кривая подъема и спада жизненных и творческих вписана именно в этот период. А что, если исходный ритм вследствие какой-то внутренней причины, поломки, генетического сбоя изменен и сжат – вдвое, а то и втрое? И тогда сторонние наблюдатели с изумлением лицезреют необыкновенно быстрый расцвет (и таланта, и интеллекта), но почти неизбежно и толь же ранний спад. Я не случайно упомянул внешних наблюдателей. Психологическое время бывает внешним и внутренним. Талантливый человек, а гений в особенности, внутри своей психики переживает время иначе, насыщеннее, он воспринимает его как что-то значительно более протяженное, нежели то может показаться извне, чисто календарно.
ИСКАТЬ И БЕРЕЧЬ ТАЛАНТЫ
Вернемся к нашей модели биологических часов, точнее, к тем кривым роста, развития и угасания, которые неизбежно описывают любую жизнь – возвышенную и земную. До какой степени, до каких пределов способен человек воздействовать на эти кривые, максимально устраняя их печальные тенденции и всемерно усиливая позитивные? Со времен рассуждений Зощенко прошло более полувека, психология (индивидуальная, социальная) накопила немало опыта и новых знаний, однако вопрос – как продлить творческую жизнь талантливого человека, как сделать ее непустой? – этот вопрос своей актуальности не теряет.
Поиск и сбережение талантов – вовсе не недавнее изобретение. Еще Карл Великий приказал выискивать во всех концах своей империи даровитых юношей. Результатом было так называемое «Каролингское возрождение», поразительный для той эпохи расцвет наук и ремесел. Пример из недавних времен. Практичные американцы ответили на полеты советских спутников в середине ХХ столетия не только поспешным развитием своей космической отрасли, но и программой MERIT, с помощью которой поставили на конвейер отыскание (в том числе посредством тестирования) и бережное развитие одаренных старшеклассников (число ежегодно отобранных достигало 35 тысяч человек!). На эту программу были ассигнованы многие миллиарды долларов. Деньги шли на помощь и самим одаренным детям, но также и тем колледжам, которые этих детей пестовали.
В свете всего вышесказанного немного яснее начинает выглядеть и трагическая сторона проблемы вундеркиндов. Если отбросить все то, что пока не поддается нашей регуляции (наследственность, неконтролируемую психосоматику, тень непостижимого рока), но остановить аналитический взор на том, куда мы можем, куда мы вправе вмешиваться, то станут очевидными некоторые простые истины и принципы:
1. Душа и тело одаренного ребенка обычно особенно хрупки, вот почему требуются предельные внимание, осторожность и любовь; режим жизни малыша должен быть по возможности спокойным и ровным; следует избегать того, что способно перевозбудить темпераментную детскую душу.
2. Можно разумно поощрять талантливого малыша, но не следует захваливать его (развивая в нем совершенно ненужное тщеславие); столь же предосудительно необоснованно критиковать и осуждать ребенка (за якобы лень, за якобы нерадивость, невнимание).
3. Недопустима какая-либо шумиха вокруг нестандартного ребенка, особенно рекламная шумиха (как бы этого ни хотелось родным и близким талантливого дитяти).
4. Категорически недопустима эксплуатация юного таланта (ради публичного успеха, тем более ради денег).
5. Следует избегать одностороннего развития детского таланта, направляя усилия на расширение кругозора ребенка (эрудиция как не что иное способствует устойчивости психики), однако и здесь необходимы здравый смысл и чувство меры.
6. Обстановка информационного общества, которое уже стало реальностью (Интернет, телевидение, радио и пр.), требует особого внимания, осторожности и все того же чувства меры. Отвадить ребенка от компьютера уже нет возможности, поощрять его усилия и способности в этом направлении опасно (все чаще мы слышим истории о своеобразном таланте юных хакеров, чья деятельность граничит с преступлением). Поэтому речь может идти о грамотном системном подходе к воспитанию, о системе компенсаторных противовесов и сдержек.
7. Здоровье телесное. Всякий талант – это серьезный груз (эдакий тяжкий подарок небес). Снести его на хрупких плечах очень сложно. Оттого и ломаются многие, не достигнув даже первой зрелости. Но если тело укреплять в соответствии с прямой теоремой, оставшейся нам от римлян (в здоровом теле здоровый дух), то и ноша небесная может показаться достаточно легкой.
8. Здоровье психическое. Наращивание психического здоровья (стандартный оптимизм и беззаботный смех) сплошь и рядом противоположно развитию таланта. Великая трудность заключается в том, что талант и душевный надлом ходят рядом. Отделить одно от другого порой невозможно. Для воспитания подлинного таланта от наставников нужен встречный талант – чувство творческого риска, умение ходить по краю. Тем не менее следует иметь в виду, что справедлива и обратная теорема римлян на тему телесного и духовного здоровья – если дух крепок, то и больное тело способно на чудеса. А правильное, то есть свободное, развитие таланта как раз способствует укреплению духа.
Давайте же беречь вундеркиндов! Да и всех творцов! Да и все таланты! Да и людей вообще! Потому что в своей глубине талантлив каждый.