НАША ПСИХОЛОГИЯ: Игорь, насколько уместно рядом с таким понятием, как порнография, употреблять слова «культура» или «искусство»?

ИГОРЬ ЧУБАРОВ: Различие между порнографией как особым жанром кино и литературы и «высоким искусством» очень условно. Порнография очень интересна для больших художников: как можно рассказать о сексуальности в наиболее притягательном и запретном для человека виде? Многие мечтают приблизиться к свободе изображения, свободе высказывания, которая есть в порнографии, и одновременно преодолеть характерные для этого жанра ограничения. Современные режиссеры активно обращаются к порнографическим элементам. Например, так делает Ларс фон Триер, особенно в своих последних фильмах. Бесспорно, он умеет обходить и преодолевать юридические и моральные запреты, но в каком-то смысле его работы можно назвать порнографическими. Однако Триер не пытается добиться в своих фильмах банальных сексуальных эффектов. Вся разница между искусством, высокой культурой (в широком смысле) и порнографией как массовым жанром в том, что искусство не стремится к провоцированию сексуального возбуждения. Оно скорее движется к тому, чтобы научить человека развивать и культивировать собственную сексуальность. Но и люди, которые работают в этом жанре, то есть порнографы, достигают у зрителей эффекта возбуждения вовсе не за счет того, что изображают половые органы в движении. Нас возбуждает зачастую неявное, невидимое насилие.

НП: Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду под насилием? Ведь, насколько мне известно, далеко не вся порнография демонстрирует некое истязание или принуждение.

И.Ч.: Эта тема очень тонкая и, на первый взгляд, не очевидная. Каждый человек имеет собственный интимный опыт восприятия сексуальных образов. Людям кажется, будто они понимают, почему при восприятии порнографии наступает, скажем, эрекция. Они думают, что возбуждаются только за счет того, что видят непосредственно на экране (или читая литературные произведения). Но на самом деле ключевую роль в порнографии играет элемент запрета. И это запрет не просто юридический, прописанный в законах. Я имею в виду запрет в большей степени религиозный, моральный или культурный, который ограничивает саму возможность изучения порнографии, ее широкого публичного обсуждения. Но с другой стороны, сам этот запрет провоцирует желание и вызывает порнографическое наслаждение.

Порнография является запретной темой не потому, что у нас слишком патриархальное общество, а потому что общественные и религиозные деятели видят в этом жанре вызов своей власти. Запреты формально распространяются на порнографические образы, но если обратить внимание на формулировки этих запретов, то становится понятно, что направлены они не столько на средства сексуального возбуждения, сколько на их цель – человеческую сексуальность, а в конечном счете – саму сексуальную любовь.

Но что именно в сексуальном возбуждении такого опасного, что его следует запрещать? Ведь в конце концов, все люди «делают это…» – так или иначе занимаются сексом. Проблема состоит в том, что именно насилие, которое в запрете на порнографию почти не обсуждается и, по сути, не запрещается, как раз и провоцирует сексуальное возбуждение. Насилие скрыто, его нельзя увидеть глазами. При этом я не имею в виду сексуальное насилие, связанное с причинением боли или принуждением к сексу – нет. Это то природное насилие, которое связано с продолжением рода, вернее с его идеологией, с мнимой обязанностью сексуальности выполнять только репродуктивную функцию. Именно на это намекает юридический и религиозно-моральный запрет. При этом человеческую сексуальность закон, религия и мораль пытаются истолковать как проявление исключительно животного начала. А сама эта «животность» выдается за «злую природу» человека, некий присущий ему от рождения порок или грех.

Но на самом деле человек занимается сексом не как животное. Запрещать эту сексуальность означает бороться с самой жизнью, вернее с живыми людьми. О таком насилии не говорят, хотя оно находится на поверхности. Что чаще всего демонстрируют или описывают в порно? Зачастую изображается не просто половой акт, а символическое доминирование одного пола над другим. То есть предполагается, что существуют какие-то однозначные реакции на сексуальность, которые могут вызывать возбуждение. На самом деле эти реакции очень условны и принципиально заменимы. Часто думают, что существует какой-то единственный сценарий, с неизбежностью возбуждающий зрителя. Но это не так. На самом деле возбуждает даже не то, что кто-то там над кем-то доминирует. Возбуждает подсознательное ощущение нарушения запрета. Получается, что запрет участвует в производстве такого возбуждения, а закон и его представители становятся главными героями порнографии.

НП: Можно ли сказать, что в современных условиях доступности порнографии эта индустрия переживает расцвет?

И.Ч.: Современная порнопродукция преимущественно нацелена на демонстрацию мужского сексуального доминирования. По крайне мере визуально мужское удовольствие выстраивает всю драматургию среднего порноролика. Женщина почти всегда выступает в порно как пассивный объект. Даже если женщина получает удовольствие и доминирует в мазохистском сценарии, ее возбуждение массового зрителя мало интересует. А если и интересует, то женское лицо должно быль искажено смешанной гримасой удовольствия-боли. Порнографы эту особенность восприятия хорошо знают. Они ориентируются именно на этот сценарий, потому что он почти всегда срабатывает. Сегодня преобладают расхожие лайт-версии мужского доминирования, безопасного, но насильственного по сути секса. И те, кто творчески работает сейчас в жанре порно, – известные актрисы, талантливые режиссеры – этим обстоятельством обескуражены. В порноиндустрии сейчас стагнация.

С моей точки зрения, доступность порно не является залогом развития этого жанра. Порнография не развивается как искусство, потому что ей мешают определяющие его запреты. Не запреты на покупку или продажу, а запреты морально-религиозные и культурные.

НП: Кто такой современный потребитель порно в нашей стране?

И.Ч.: Это сложный вопрос, потому что в этой области весьма непросто проводить социологические исследования. Парадокс заключается в том, что потребителями порнопродукции являются все. Это как с курением. Ты куришь либо активно, либо пассивно. То же и с порнографией. Человек нуждается в «запрещенном» желании. Потребители меняются все время, как и жанры в порно. Интересно, что наиболее популярна сейчас кибер- и анимационная порнография. Важно не то, что мы видим, – робота, девушку или мультик. Мы воспринимаем некие порнообразы, во многом определяемые образами насилия и превосходства. А кто там за ними – живые люди или нарисованные, не имеет значения. Более того, в анимации гораздо больше свободы для реализации порнографических замыслов.

НП: А как лично вы относитесь к самому явлению порнографии?

И.Ч.: Ни одно социальное явление, тем более такое, как порно, не является одномерным – только плохо или только хорошо. Порнография в целом носит, с одной стороны, раскрепощающий, развивающий и педагогический характер (человек, смотрящий порно, освобождается от навязанных семей-ным и школьным воспитанием привычек и запретов), а с другой – негативный (он приобретает новые, не всегда полезные представления). Я имею в виду, что образы и роли сексуальности в порно преимущественно носят насильственный характер. В порнографии отражается то, что остается невидимым, а именно общественные отношения между людьми, отношение к другому человеку, его телу, сексуальности. И сегодня это почти всегда – отношение к человеку как к рабу, к женщине – как к объекту, как к предмету приложения мужского насилия и инструмента извлечения садистского удовольствия. Вот это в порнографии, конечно же, отторгает.