«Преодоление страха делает нас свободными»

В надежде разгадать секрет популярности этого известного телеведущего я готовился к долгой беседе. Но вечные московские пробки сократили время общения. В ресторане «Тай Тай» на Арбате беседовали чуть больше часа, но и этого было достаточно, чтобы понять, что Максим Шевченко сегодня лучший телеведущий, который поднимает серьезные проблемы. Предлагаем интервью Максима Шевченко о времени, в котором мы живем.

НАША ПСИХОЛОГИЯ: Максим, существует мнение, что в больших городах, в Москве особенно, многие люди пребывают в депрессии и страхе. Что бы вы порекомендовали? Как нужно с этим бороться?

МАКСИМ ШЕВЧЕНКО: Когда я был юношей, у меня были юношеские проблемы вхождения в жизнь. Не то чтобы я испытывал страх, просто была неуверенность. Я, как коренной москвич, знаю этот город: его центр, все подворотни, крыши, подъезды. С закрытыми глазами поставьте меня в любой точке Москвы, скажите, где я нахожусь и куда надо дойти. И я дойду. В столице не больше опасности, чем в любом другом городе. Просто многие люди боятся увидеть реально тот мир, в котором они живут. Преодоление страха – один из важнейших способов формирования личности. Страх сопровождает человека каждый период его жизни. В момент совершения важного шага. Особенно если ты юноша. Я говорю про себя. Юноша хочет поцеловать девушку, но ему страшно. Он преодолевает страх. Целует девушку, говорит, что любит ее, и выходит на новый уровень отношений, после преодоления страха. Или ты прыгаешь с парашютом. Я специально прыгал. В моей жизни не было ничего страшнее, чем вот это мгновение нахождения над бездной. Как сказал один опытный парашютист: «Ты просто имитируешь самоубийство. У тебя же нет ощущения крыльев за спиной, и в первый раз ты не чувствуешь парашюта за спиной». Ты просто шагаешь в бездну. Страшно не на уровне головы, а на уровне колен. А потом, когда парашют раскрывается, страх исчезает и возникает ощущение восторга. Преодоление страха делает нас свободными. Свобода полета, свобода любви, свобода творчества. Мне было страшно первый раз публиковаться. А потом я почувствовал свободу.

НП: Может ли для вас духовный человек быть нерелигиозным и наоборот?

М.Ш.: Я верующий, но не религиозный. Но есть люди религиозные, которые ходят каждое воскресенье в церковь. Каждую субботу в синагогу, в пятницу – в мечеть. Или занимаются медитацией. Это очень религиозные люди, которым я завидую, потому что их жизнь более структурирована. Вот мой дед был атеистом, но он был глубоко духовным человеком. У него была этика. Ведь духовность – это, прежде всего, этическое отношение к жизни. А религия – это выход уже на иное измерение. Так я думаю. Может, меня опровергнут авторитеты, но мне казалось, что Сенека духовный человек, однако он не христианин. Сократ – духовный человек, хотя циничный и веселый. Лермонтов – духовный человек, хотя назвать его религиозным вряд ли возможно. Религия дает возможность взглянуть на мир по-новому. Вера дает мне самую большую свободу в жизни. Дает мне отсутствие страха не религия, а именно вера. Я говорю: «Ни один волос не упадет с моей головы без воли Божьей». Я повторяю эти слова Христа. Я в это верю, и это помогает мне жить без страха.

НП: Вопрос о ювенальной юстиции. Где, по-вашему, грань между традиционным воспитанием и насилием?

М.Ш.: Вы знаете, что в ювенальных странах – это социальная шизофрения, которая там происходит, находится просто вне конкурса, и в комментариях она не нуждается. Вот один человек недавно пошутил: если даме не позвонить после бурной ночи, то она спокойно может подать заявление об изнасиловании. Просто человек изнасиловал ее эмоциональный мир. Да, использовал ее и сгинул.

Мне кажется, с детьми есть несколько простых и очень понятных заповедей. Детей надо любить. Без любви дети чахнут, как цветы. Я считаю, что насилие над детьми недопустимо. Я считаю, что с ребенком нужно разговаривать. Ударить ребенка – это воспитать в нем страх. Я вспоминаю каждый момент, когда повышал голос на свою маленькую дочь, с чувством стыда и раскаяния. Теперь я думаю, как можно было кричать на такого ангела. Сейчас она уже молодая женщина. Я понимаю, что срывал на ней свое состояние.

НП: Не кажется ли вам, что решение многих социальных проблем, которые есть в России, лежит не в области политики, а в психологии, в изменении базовых, ментальных, человеческих позиций, в изменении установок, которые влияют на картину мира людей?

М.Ш.: Безусловно. С точки зрения психологии Россия просто дикая страна. В традиционном обществе жизнь более регламентирована, и это благоприятно для психики. Но есть общество либеральное, демократическое, в котором психология играет огромную роль. Люди далеки друг от друга, они нуждаются в понимании того, что происходит с ними. Россия не то и не другое. Часть нашей так называемой буржуазии очень нуждается в психотерапии. А у нас даже нет лицензирования психотерапевтов. Мы не можем понять, кто они: врачи или социальные работники. Я считаю, что большие города, особенно Москва, с которой мы начали, нуждаются в полноценном психотерапевтическом консалтинге. В России нет культуры психологического консультирования. Люди выгадывают, пытаются за маленькие деньги получить хорошую консультацию. Люди стесняются. Они не экономят на магазинах, а на душе экономят. Почему – я не знаю. Христос сказал ясно и четко: «Что пользы человеку, если он мир приобретет, а душу потеряет». Я не знаю, что к этому добавить. Москва по сравнению с другими мегаполисами считается более религиозным городом. Но она не такой город, она город нью-эйдж. Хаотической религиозности, не систематической. Чтобы понять, что такое вера, мне нужно было уйти из профессорской семьи, автостопом бродяжничать, нищенствовать, жить в монастырях, смотреть, как люди живут, жить в селах. Понять, что такое иной образ жизни. Я работал в исламском мире. У большинства людей нет возможности так путешествовать. Поэтому борьба с хаотической религиозностью бесполезна. Этому могут служить такие журналы, как ваш, и службы психотерапии. Должен быть также закон о психотерапии. Никто не может манипулировать сознанием, не имея на то лицензии.