Загрузка...
«127 часов»,
режиссер Дэнни Бойлл, 2010 г.
Простой американский парень Арон Ли Ралстон (Джеймс Франко) волею судеб и не без участия собственной глупости в 2003 году оказался более чем на пять суток в живописном, но малопосещаемом ущелье, с зажатой камнем правой рукой и безо всяких надежд на спасение. Он, видите ли, никому не удосужился сказать, куда направляется!
Тут можно бы было в очередной раз «пройтись» по поводу того, что охочие до сенсаций американцы опять «сделали из мухи слона», если бы не документальная честность киноповествования «127 часов», замечательным образом демонстрирующая запредельные возможности человека по части выживания.
Но для начала нам понадобится небольшой экскурс в танатологию (1).
По мнению специалистов, сам процесс умирания представляет собой последовательный переход от сопротивления, когда человек испытывает страх, осознает опасность и активно противостоит ей, через осознание тщетности попыток, когда человек начинает ощущать безмятежность и спокойствие, к стадии обзора жизни, который проходит в форме воспоминаний, сменяющих друг друга в быстрой последовательности и охватывающих все прошлое человека, что чаще всего сопровождается положительными эмоциями. После чего наступает финальный этап – трансцендентности: жизнь видится как единое целое, и вместе с тем в ней различима каждая деталь. Затем преодолевается и это состояние, и умирающий как бы выходит за пределы самого себя.
Как подтверждают исследования, большинство умирающих не испытывают страха, у них чаще наблюдается ощущение дискомфорта, боли или безразличия. А примерно у одного из двадцати человек отмечаются признаки душевного подъема.
Мне приходилось общаться с человеком, имевшим опыт умирания от голода. Его впечатления в конечном итоге свелись к тому, что так умирать «не страшно»: в какой-то момент организм прекращает вас мучить и начинает готовиться к уходу. Недаром античные философы выбирали голодную смерть как способ самоубийства.
Потому-то и вызывает немой восторг способность человека, честно прошедшего весь этот путь почти до конца, вдруг найти в себе смелость не согласиться с предначертанной участью.
И вот тут хочется поговорить, во-первых, о традиционном отношении к смерти в современной культуре, а во-вторых, об источниках феноменальной сопротивляемости Арона Ли Ралстона.
Долгое время достойная смерть ценилась, пожалуй, даже выше умения выжить вопреки обстоятельствам. Недаром существует целый пласт всевозможных пословиц и поговорок, начиная с «на миру и смерть красна», четко фиксирующих ценность «правильного», с точки зрения конкретной культуры, умирания. При этом выжившие во всевозможных передрягах субъекты автоматически оказывались в стане недостойных уважения трусов. Только в двадцатом столетии, с его невиданными доселе масштабами уничтожения себе подобных, возникла «новая этика», основанная на ценностях индивидуального выживания.
(1) Танатология – наука о смерти и умирании.
Несколько особняком всегда стояла борьба человека с природой и победа над ней. Они пользовались всеобщим уважением потому, что, во-первых, природа фатально сильнее человека, а во-вторых, с той, уничтожающей стороны, отсутствуют зрители/исполнители, которые вносят элемент многозначности в происходящее. А перед собой человека ничто не заставляет «корчить героя», кроме, пожалуй, тех резонов, про которые и снят фильм режиссера Дэнни Бойлла.
На примере истории Арона можно отследить, какие именно соображения могут послужить опорой для принятия экстраординарных решений в критической ситуации.
Странным образом, таким резоном/ресурсом не выступил животный страх, который, по меткому выражению Джека Лондона, «неразрывно связан с жизнью и тесно сплетается с ее самыми глубокими корнями». Страх этот, оказывается, в какой-то момент отступает.
Ведь как это ни странно звучит, но в смерти главное – согласие человека. Добровольность всегда присутствует – если не в выборе «жить – не жить», то по поводу того, в какое мгновение лучше отойти в мир иной. Так что человек, как привило, сам принимает последнее решение. И Арон почти соглашается!
Убедившись в бесполезности своих усилий, Аарон начинает входить в логику умирания и успешно движется к последнему ее этапу – принятию собственной участи. Он колеблется на грани, когда решает, что все закономерно, что камень «ждал своего часа с тех пор, как был метеоритом. Я шел сюда всю мою жизнь! Все вело меня к этому разлому».
Не спасает и заочное общение с родственниками. Попав в беду, Арон не уходит в себя – он в постоянном, пускай и заочном, контакте с близкими. Однако и родственники не дают необходимого ресурса для спасения. Согласно логике обзора жизни, перед ними достаточно извиниться и озвучить на прощание те теплые чувства, которые в ежедневной беготне просто не хватало ни сил, ни времени высказать: «Я вас всех люблю! Простите, если что не так! Не забывайте про меня, пожалуйста!» Общение с видеокамерой – изначально выступающее как способ самоконтроля и диалога с родителями, позднее превращается в своеобразное завещание. Ведь Арон понимает, что, скорее всего, не выберется из ловушки.
Стоит сделать акцент и на том, что Арон обладает еще одним ресурсом: он человек тренированный и подготовленный к экстремальным ситуациям. Об этом свидетельствует все его первоначальное поведение: трезвая оценка произошедшего, своевременное и грамотное распределение воды и пищи, «мозговой штурм» над имеющимися у него предметами, умение организовать свое пространство для отдыха, понимание особенностей физиологических процессов – рука, вовремя перекрученная жгутом, чтобы не отравиться продуктами разложения, – и еще масса правильно выполненных, но бесполезных в смысле окончательного спасения действий. Все, что ему может предложить цивилизация, – это максимально долго продлить его физическое существование в ожидании прихода помощи. Но Арон нарушил правила работы этих цивилизационных механизмов безопасности. Так что помощи ждать неоткуда. Ситуация вышла «за рамки»!
И поэтому ресурс выживания приходит в каком-то смысле из-за рамок дозволенного – из галлюцинаций, возникающих в «воспаленном» мозгу Арона. Именно в этих видениях проявляется древний мотив ответственности за продолжение рода, материализовавшийся у Арона в фигуре не рожденного еще сына. В этом случае можно сказать, что уровень биологической ответственности сливается у Аарона с человеческим, подталкивая его к поиску экстраординарного, животного решения проблемы. Напомним, к примеру, что лисы могут отгрызть себе попавшую в капкан лапу.
Кроме того, именно измененное состояние сознания обеспечивает подобие «наркоза» для осуществления экстраординарных действий. В нормальном состоянии человек практически не имеет шансов самостоятельно ампутировать себе руку: велика вероятность погибнуть от болевого шока.
Таким образом, человеческое начало проявляется именно в «выходе за рамки» (в трансцендентности – вспомните последний этап умирания), но в выходе за грань возможных вариантов выживания!
И об аспекте воспитательном. Лет двадцать назад мы массово отказались от старых «положительных примеров» для воспитания подрастающего поколения, оставив молодежь наедине с суровыми реалиями современного существования. При этом мы автоматически сложили с себя ответственность и за то, образцы какой жизненной философии усваиваются нашими детьми – романтика героической смерти или героического выживания.
Мне в жизни не раз здорово помогали эти усвоенные с детства «образцы для подражания», начиная с упомянутого рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни» и заканчивая всевозможными историями наподобие призабытой нынче «одиссеи» четырех советских матросов, сумевших в 1960 году, практически без еды и воды, выжить в течение 49 суток на болтавшейся в океане небольшой посудине.
Впрочем, времена породили новые образцы для подражания. Помню, как в бурные девяностые во многих офисах висел растиражированный кем-то рисунок с изображением торчащей из клюва цапли лягушки, которая умудрилась при этом крепко схватить пытающуюся ее проглотить птицу за горло. Под изображением красовалась надпись: «Никогда не сдавайся!» Так вот, я думаю, что этот рисунок сыграл определенную роль в выходе из тогдашнего кризиса.
Так что будем считать, что коллекция современных помогающих выжить сюжетов пополнилась еще одним удачным образцом под названием «127 часов».
