Загрузка...
Драматург Николай Яковлевич Соловьев жил во второй половине XIX века, писал пьесы, которые шли на сцене, в том числе Малого театра, сотрудничал со знаменитым А. Н. Островским. А еще он был мужем, отцом и оставил потомство, он – мой прапрадедушка, его фамилию я ношу. Его жизнь и смерть для меня – важная часть истории нашего рода.
Он умер в возрасте 53 лет от болезни, со здоровьем в последние годы не ладилось. Но случайной ли была его смерть?.. Нет, это не детективное расследование, а психологический анализ.
Его отец умер, когда мальчику было 6 лет. И судя по всему уход отца психика мальчика так и не смогла до конца принять и переварить. Это событие повлияло на всю его дальнейшую жизнь.
Смерть родителя для несовершеннолетнего ребенка всегда – психологическая травма. Она может интегрироваться психикой, прожиться, пускай с болью, ведь безболезненных потерь не бывает. И интегрированная травма уже практически не влияет на дальнейшую жизнь. Представьте, что прошла сильная гроза, но земля впитала воду, примятые побеги распрямились, пускай некоторые ветки у дерева сломались, но уже растут новые.
В каких случаях травма может быть интегрирована?
Это зависит от многих причин:
- от интенсивности травмы – неожиданности и силы, масштаба последствий;
- от врожденных особенностей нервной системы;
- от окружения – смогло ли оно дать достаточную компенсацию, создав безопасную подпитывающую обстановку.
Увы, иногда травма оказывается сильной, пострадавший – чувствительным, а окружение может не подобрать нужных слов и верных действий. Да иногда близкие сами нуждаются в утешении и не могут дать достаточную поддержку. И тогда психика не может интегрировать, то есть «переварить» произошедшее событие, зарастить рану. Травма словно бы становится черной дырой во внутреннем мире, она не только отнимает энергию, но и порождает тревогу, напряжение, недоверие и другие последствия – они зависят от особенностей травматичного события.
На территории травмы нет времени, эта рана не заживает, она начинает определять переживание и поведение человека, восприятие реальности, даже если он сам это не осознает или травму не помнит. Например, феномен ПТСР (посттравматического стрессового расстройства) был открыт после исследования ветеранов Вьетнамской войны: годы спустя они не могли жить спокойной жизнью, застревание в психологической травме, полученной на войне, приводило к депрессии, зависимостям, болезням, асоциальному поведению.
Травма из прошлого может влиять и годы спустя, срока давности нет. И конечно, ранние травмы особенно сильны, потому что психика ребенка чувствительна, у него нет опыта и психологических защит взрослого человека. Взрослого человека можно сравнить с рыцарем в доспехах, а ребенок как моллюск без раковины.
В чем особенности травмы потери родителя для ребенка?
Между ребенком и родителем очень рано формируется так называемая «взаимосвязь любви», или «привязанность». Ее основа – наш инстинкт, взаимосвязь любви нужна для выживания ребенка, сохранения потомства. Далее добавляется сложная психологическая надстройка: устройство человеческой психики достаточно сложное, особенности взаимосвязи любви в каждой семье свои. Но факт в том, что контакт с родителем для ребенка не просто приятен, а необходим для выживания. Это – гарант безопасности в большом страшном мире. И если материнская фигура больше отвечает за принятие и напитывание, то отцовская фигура архетипического воина и охотника гарантирует защиту и безопасность.
Нарушение контакта с отцом, а тем более его потеря, лишает ребенка базовой опорности – защищенности, безопасности, стабильности. Он стремится их вернуть, поэтому бессознательно ищет отца в других людях – замещающий объект. Помните мультик про мамонтенка, который искал маму-мамонтиху, а нашел слониху? Но замещающий объект находят не все. А кроме того, он все равно – не родной родитель. Бессознательное нельзя обмануть: он иначе выглядит, по-другому пахнет.
Дети, потерявшие родителя из-за его смерти последнего или иных причин, начинают искать замещающую родительскую фигуру в других людях. Они более тревожные, нестабильные, чувствительные – или, напротив, компенсаторно замораживают чувства, становятся ригидными, кажутся «роботами», скрывая боль внутри.
Прерывание контакта с родителем создает проблему с установлением взаимосвязи с другими людьми: а вдруг снова произойдет потеря? Отсюда два сценария:
- Зависимость – цепляние за контакт, непереносимость одиночества.
- Контрзависимость – избегание близких отношений, невыносимость близости из-за бессознательного страха лишиться контакта. Проще его не иметь!
Эти две крайности могут сочетаться и создавать противоречивость и амбивалентность поведения.
Возвращаясь к фигуре драматурга Н.Я.Соловьева. Если мы посмотрим на его жизненный путь, увидим нестабильность, неоднократные резкие изменения, поиск отцовской фигуры в авторитетных мужчинах. Он постоянно переезжал, будь то вынужденно или добровольно, менял род занятий. Все бросил, жил в монастыре, вернулся в светскую жизнь. Явно нуждался в поддержке, был неуверен в себе и в своем таланте. То прекращал писать, то начинал вновь. И отношения с близкими выстраивал неровные: конфликт и отдаление сменялись сближением, и наоборот.
На него повлияли две яркие личности: философ Константин Николаевич Леонтьев и драматург Александр Николаевич Островский. Оба пользовались его уважением, авторитетом, повлияли на его жизнь и были сильно старше – на 15-20 лет. Оба достаточно рано ушли из жизни, Соловьев прошел через эти две потери: замещающих отцовских фигур, которые тоже ушли из жизни, как и его отец. В психологии это называется «ретравматизация» – событие, фактически или символически повторяющее нашу травму, активирует всю ту боль, которая затаилась внутри.
Достаточно быстро после их смерти Н. Я. Соловьев ушел из жизни сам – у него начались проблемы со здоровьем, он уехал в провинцию, почти не писал. Почему? Возможно, мы видим так называемое «следование за объектом». Строки Арсения Тарковского кажутся мне очень точно отображающими «следование за объектом»:
А я тебя удержать не могу,
И если ты уйдешь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.
Арсений Тарковский
Следование за объектом – одно из проявлений взаимосвязи любви. Когда объект дорог, хочется быть вместе с ним, слиться. Остаться без него просто невыносимо и невозможно! Это отображение ранней привязанности ребенка к родителю, родитель – целый мир. Жизнь возможна только в контакте с ним, а без него все теряет смысл, наступает символическое умирание.
Контакт-слияние формируется между маленьким ребенком и родителем, в детстве он естественен, и если нарушается, если ребенок не напитался родителем и не ощутил стабильность, то во взрослости продолжается поиск слияния. И тогда возникает слепое следование за объектом, каким бы он ни был и куда бы ни пошел. «Слепое», как в строках А. Тарковского.
Возможно, смерть замещающих отцовских фигур, особенно А. Н. Островского, с которым Соловьев был особенно близок, активизировала травму детства. Если родитель умер, ребенок оказывается перед выбором: идти за ним в смерть или отделиться и жить. Конечно, это выбор бессознательный. И очень непростой. Движение в смерть может выражаться в разных формах: зависимость, депрессия, болезнь, рисковое поведение.
Современная психотерапия помогает осознать, что происходит: легализовать этот выбор и, возможно, осознанно изменить бессознательно принятое решение. А в конце XIX века в провинциальной России такой помощи, конечно, не было. «На Руси на деревенской нету места для истерик…» (Александр Городницкий).
Конечно, все это – просто предположения/ Но давайте сделаем еще один небольшой шаг. Когда некий объект становится дорог, одна из форм проявлений любви, взаимосвязи любви – это повторение его пути, идентификация. Так называемая «неправильно понятая лояльность». Именно она приводит к появлению повторяющихся сценариев в семейной системе. Появление повторяющегося сценария в семье таит за собой напряжение, обычно травму, с которой семейная система не смогла справиться.
Отец драматурга достаточно рано ушел из жизни (точный возраст неизвестен, но его сын был 6-летним ребенком), он сам – в 53 года. У драматурга было несколько дочерей и сын Григорий – мой прадедушка. Как вы думаете, сколько лет было маленькому Григорию, когда умер его отец? Да, тот же самый возраст – 6 лет. Мы видим повторение сценария, и это еще не все. Григорий Николаевич ушел из жизни примерно в том же возрасте, что и его отец, ему было лет 50. В сталинский период он был репрессирован (посмертно реабилитирован), сослан в лагеря и оттуда уже не вернулся.
К счастью, в дальнейшем повторение сценария не наблюдается, сын Григория – Николай Григорьевич Соловьев, внук драматурга и мой дедушка – лишился отца уже во взрослом возрасте, а сам ушел из жизни в 85 лет.
Конечно, это все предположения. Но есть и факты. Н. Я. Соловьев остается одним из популярных российских драматургов XIX века, и его пьесы («Женитьба Белугина» и др.) до сих пор идут на сцене.
