Отец

Нам кажется, что хороший воспитатель — это тот, кто воспитал хорошего человека. На самом деле, это тот, кто дарит своему воспитаннику счастливое детство. Во взрослой жизни множество обстоятельств могут повлиять на то, каким человек вырастет. А в детстве все обстоятельства — от родителей. И потому, не боясь прослыть нескромным, говорю то, в чем убежден на все сто и даже больше: мой отец был замечательным воспитателем.

Поэт Марк Давыдович Максимов прошел всю войну — сначала пограничником, потом партизаном, — написал сценарий знаменитого фильма «Лично известен» о революционере Камо, и только после этого — когда папе уже было сорок — у него родился я. Одно из главных ощущений, которое осталось у меня от детства: я папе интересен. Мне вообще кажется, что любить своего ребенка легче, чем его уважать. Потому что любовь к ребенку требует только щедрости, а уважение — еще и внимания. Внимательным быть трудно.

Когда папа писал стихотворение или статью для газеты, он всегда читал их маме и мне. С самого раннего детства он выслушивал мое мнение о прочитанном. В те времена вечера поэзии собирали огромные концертные залы и даже стадионы. И меня непременно на эти вечера брали, даже разрешали пропустить школу, а на вечер, где выступал отец, я должен был пойти обязательно. Папа подарил мне то, что получили отнюдь не все мои сверстники: общую жизнь с отцом.

Бывало, что у нас в семье сильно не хватало денег. Бывало, что родители ругались. Бывало, у мамы или папы возникали какие-то проблемы. От меня не скрывали ничего, более того, со мной всегда советовались. Боже мой, какое же это невероятное счастье: понимать, что ты — полноправный член семьи и твои родители, от которых ты абсолютно зависим, с тобой советуются.

Когда я был маленький, моя мама Антонина Николаевна сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Если ты придешь домой и скажешь, что кого-то убил, я не спрошу: «За что?», я буду думать, как тебя спрятать…» Дом был абсолютной защитой. Счастье детства: зима, только что закончился дворовый хоккейный матч, я стоял на воротах, поэтому было порвано и измазано все, что можно: куртка, брюки, шапка. Я стою и жду лифт. «Ну, папка сейчас тебе задаст!» — говорит сосед. А я знаю: не задаст. Меня за испачканные вещи никогда не ругали.

А если уж наказывали, то, во-первых, за дело, а во-вторых, чтобы запомнил. Лет в одиннадцать меня забрали в милицию за то, что я шел по улице и курил. Не курил, конечно, так, форсил. Папа не стал говорить грубых слов: он заставил меня по-настоящему, затягиваясь, перед зеркалом выкурить сигарету. Меня вывернуло и не раз. После этого я не курил много лет… Мне кажется, что самое страшное для ребенка не само по себе наказание, а унижение. Унижение порождает страх и уничтожает свободу. Справедливое наказание служит уроком.

Самые важные жизненные вопросы всегда решались с отцом. Романы с девочками, двойки и прочая, по сути, ерунда — с мамой. Но когда я первый раз по-настоящему влюбился и не знал, как себя вести, я пришел к отцу. Он выслушал меня внимательно и сказал: «Подойти к ней и скажи: «Я тебя люблю». Можешь для храбрости выпить рюмку водки». Я выпил. И сделал все, как сказал папа: я знал, что папа зря говорить не будет. Все получилось волшебно.

Никогда в жизни я не слышал от отца слов: «Не приставай ко мне с глупостями». И в мои пять лет, и в десять, и в двадцать все, что происходило со мной, — было ему важно. Это был не показной интерес — ребенка не обманешь, — это была правда. И это был тот фундамент, на котором строилось детское счастье. Я понимаю, что семьи бывают всякими, но лично я твердо убежден: не может быть мальчишеского счастья без дружбы с отцом.

Кто такой отец для ребенка? Защитник и советчик. Очень легко. И невыносимо трудно.

Герой моего последнего спектакля «Любовь в раю» говорит такие слова: «Странная вещь, отец, я почти не помню, что ты мне говорил… но помню: свет. Осталось в памяти о тех годах, когда был жив отец: в жизни был свет».

Я убежден, что мой отец слышит эти слова, и они ему приятны.

Но с тех пор, как он ушел, света в жизни стало меньше.