Этот лозунг последние годы навязчиво преследует всех более-менее социально активных людей, а не только тех, кто интересуется психологией. Действительно, положительные мысли и эмоции – это приятно. Но почему же так сложно постоянно быть «на позитиве» круглые сутки? За ответом на этот вопрос мы отправились в Музей истории телесных наказаний.
Красно-черные цвета, искусно выставленный свет (создающий иллюзию пребывания в подвале), запах жестокости витает в воздухе. Или это пространство насыщено невидимыми обрывками эмоций тех, кто посетил музей истории пыток ? Ясно одно – здесь царит атмосфера страха, боли и отвращения. Не испытывать эмоции от созерцания экспонатов сложно: дыба, электрический стул, наручники разных калибров из разных эпох, винная бочка для наказания пьяниц. Все это – наша история, а в некоторых случаях и современность.
Почему человека притягивают картины насилия, фильмы ужасов, музей истории пыток? Люди идут в музей скорее вопреки страху и гадливости, чем ради получения удовольствия. Основатель музея Валерий Переверзев считает, что всему виной наша внутренняя природа: ум человека подобен маятнику, который качается между двух полюсов. Плюс и минус, а есть еще точка ноль. Полноценная жизнь – это когда человек испытывает как положительные эмоции, так и отрицательные в равной степени. Остановившийся маятник – это смерть, застой, безразличие. Если бы жизнь нам доставляла только радость, мы бы очень быстро затосковали. Для ощущения целостности жизни нам нужны обе стороны медали.
Тому подтверждение – люди, которые готовы рисковать во время своего отдыха и платят за это деньги. К примеру, одно время в Англии были модным развлечением экскурсии в Бетлемскую психиатрическую больницу, которая у нас больше известна как Бедлам, где можно было смотреть психических больных, заключенных в палаты, как в камеры. Еще одна демонстрация человеческой тяги к злым утехам – популярность казни в древности. Люди приходили на казнь, как на представление: это было целое событие, чуть ли не праздник!
Сейчас казни не менее популярны. Только раньше, чтобы посмотреть, ходили на площадь, а сегодня – в Интернет. Яркий тому пример – казнь знаменитого иранского диктатора Саддама Хусейна, видео которой есть в Сети. Что поделать, таковы уж мы – время от времени нам просто необходимо увидеть что-то такое, от чего придется воскликнуть: «Фу, какая мерзость!»
Только этим можно объяснить тот факт, что одних казнят на электрическом стуле, других варят в кипятке, третьих расстреливают, четвертых забивают камнями. Зачем столько вариантов?
Затем, что эффективной казнь считалась лишь тогда, когда она одновременно становилась профилактикой дальнейших преступлений. То есть нужно было производить впечатление на публику, каждый раз удивлять чем-то новым. Во все времена казни и пытки интересовали публику их творческой составляющей, с одной стороны. А с другой – человек, видя чужую боль, испытывает наслаждение от того, что это происходит не с ним, начинает больше ценить свою жизнь. Те же, кто носит на душе камень какого-либо болезненного переживания, чувства вины к примеру, созерцая казнь, трансформируют собственных «тараканов» и «прорабатывают» ситуацию, получая освобождение от собственной внутренней боли. Грубо говоря, такой человек мысленно ставит себя на место жертвы или палача, и таким образом завершает в своем сознании какую-то травмирующую ситуацию.
ОТЦЫ И ДЕТИ
Одна категория посетителей для музея пыток потеряна – это родители на прогулке с детьми. Однако основателя музея этот факт не расстраивает. Но он считает, что даже родителям с детьми было бы полезно посетить музей пыток, где помимо всего прочего представлено и издевательское «воспитание» детей. Сейчас насилие – это самая расхожая и тривиальная форма наказания. Крики, шлепки в лучшем случае, а в худшем – ремень. Все это привычный гарнир для постсоветского детства.
Но ребенка нельзя бить. Во-первых, доказано, что это неэффективно. Кратковременную сомнительную пользу ощущает на себе лишь родитель, который в такой форме «выпустил пар». Во-вторых, такая форма насилия разрушает ребенку психику: пользы для личности не больше, чем пользы для роста цветов, которые поливают керосином.
Однако иногда применить силу все-таки нужно. К примеру, если ребенок полез руками к горячей сковородке на плите, шлепнуть его по рукам – значит уберечь его от большей боли. Допустимо также схватить за ухо ребенка, рвущегося на проезжую часть под колеса автомобиля.
Классическая формула недопустимой формы насилия над ребенком состоит из трех пунктов: причинить боль, унизить и заклеймить. Но, спрашивается, как же тогда наказывать?
Основатель музея считает, что ребенок испытывает боль оттого, что его отделили от целого, от коллектива, но при этом его личность не страдает. Многие хулиганы знают, что быть изгнанным из класса – это очень неприятно, хотя, казалось бы, иди гуляй, парень, свобода! Но нет, маленький разбойник сидит на подоконнике и думает, как бы попасть назад. Другие формы допустимого наказания – это изоляция и бойкот. Для ребенка нет ничего хуже того, что мама с ним не разговаривает.
Кстати, крик – это также разновидность насилия, только психологического. Слово не воробей, те, кто забывают об этом, часто теряют своих близких.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Наверное, чтобы почувствовать наслаждение от жизни, нужно сначала испытать боль, понять, что это такое. Еще великий Федор Достоевский считал, что «страдание очищает душу», и писал про потребность человека в скорби.
А вот к состоянию душевного равновесия создатель музея пыток относится скептически, ведь равнодушие очень легко с ним спутать, а равнодушие – главное, от чего, по его мнению, надо спасать Россию. Приведу лишь одну историю, свидетельницей которой я была. В одном из банков в очереди стояла беременная женщина, наряду с бабушками. Ей стало плохо – она начала оседать на пол. Женщину усадили, дали отдышаться, прийти в чувство, а затем снова поставили на прежнее место. Но никто даже не подумал пропустить ее без очереди.
Особенность равнодушия в России в том, что она чередуется с героическими поступками, но чаще с агрессией. Последняя, в свою очередь, становится массовым явлением, нормой жизни. Все оттого, что у людей нет ощущения неотвратимости наказания.
В нашей стране только определенные виды преступлений вызывают единодушное осуждение как у простых людей, так и у органов власти: «Если бы артист взял и, скажем, отрубил голову женщине, его бы, конечно, посадили». Действительно, в нашем обществе резко порицается убийство, а также очень не любят педофилов. Ко всем остальным проявлениям насилия у нас относятся чуть ли не спокойно. Яркий пример: выехал на встречную полосу нетрезвый, никто не погиб, заплатил энную сумму – свободен. А вот если кто-то погиб, случилась авария и об этом раструбили по «ящику», тогда уже сложнее отвертеться.
С другой стороны, люди, которые решительно высказываются за смертную казнь в отношении виновных в убийстве, не отдают себе отчет в том, что это такое.
Если спросить у любого человека на улице, что нужно сделать с педофилом, растлившим ребенка, в ответ услышим: «Сжечь, расстрелять, казнить, задушить…» Но если задать вопрос: «А вы это сделаете?» – в ответ, скорее всего, прозвучит: «Нет, я марать руки не буду». Слова «казнить или убить» очень легко произнести, если ты не знаешь, о чем идет речь. Как воскликнул один историк – посетитель музея во время просмотра экспозиции, «Посмотрите, как все глупо, нелогично, ненужно!».
Предположим на миг, что произошло чудо и у нас в стране стали, соблюдая букву закона, наказывать по всей строгости. Но куда, спрашивается, девать агрессию и прочие деструктивные эмоции?
– Спорт – это имитатор войны, его развитие – это первое, что нужно, – считает директор Музея истории телесных наказаний Валерий. – А еще творчество, искусство. Человеку нужна многогранность.
Однако по выручке музея истории пыток все же не скажешь, что людям по душе именно такая сублимация агрессии. Толп посетителей не наблюдается.
БОЛЬНАЯ ПРАВДА
Причин тому несколько. Во-первых, сама выставочная культура в стране не очень развита. Некоторые посетители заходят и спрашивают экскурсовода: «А там много?» А ведь не в количестве экспонатов ценность выставки (хотя и на количество музей пыток не жалуется). Во-вторых, люди боятся. Хотя, по мнению шоумена, выставка кошек, где истязают несчастных существ расческами, фенами, готовя их к показу, гораздо более страшная, чем пыточная экспозиция.
А еще стесняются. В музей телесных наказаний примерно так же сложно зайти, как сделать покупку в секс-шопе, не соврав: «Это я не для себя – для подруги». Человек боится признаться себе, что в нем уживаются и палач и жертва. Здесь как в храме – все честно, и сложно оставаться в стороне, быть непричастным. Каждый, кто сюда заходит, ощущает: все, что тут отражено, касается его лично. Это зеркало. Если в него заглянуть, то можно увидеть, что это все придумали люди, такие же, как ты сам. Далеко не каждый отважится в это зеркало заглянуть. И, наконец, в сознании людей музей плотно ассоциируется с темой садомазохизма.
Как, спрашивается, жить после посещения музея пыток? Ну осознал ты темную сторону своей личности, тот самый «минус» жизни, без которого невозможно ощущение «плюса», а дальше что?
Как писал писатель Альбер Камю, девяносто из ста убийц в Лондоне, прежде чем убить, утром спокойно брились, целовали жену и детей перед выходом из дому. Это говорит о том, что большинство преступлений совершается не по плану, спонтанно. Почему же так происходит? Потому что забываем простые вещи. Самосовершенствование, самообразование, самодисциплина – это то, что нужно, чтобы удерживать себя от зла.
В то время как в развитых странах мира подобные музеи существуют за счет государственной дотации, постоянно приходится доказывать органам власти, что музей истории пыток нужен, и бороться за то, чтобы его не «прикрыли». Кстати, вне России тема музеев насилия более популярна, чем у нас.
Такие выставки делятся на три категории. Первая – это памятники страха. В них нет экспозиции как таковой, это просто здания, с которыми связана некая пугающая история. К примеру, замок Консьержери в Париже, в котором держали Марию Антуанетту перед казнью, или лондонский Тауэр. Ожидание смерти хуже самой смерти. Как результат, в такие музеи посетители валят толпами. Вторая категория – это музеи, в которых много экспонатов, но мало информации и которые в большинстве своем так и называются, например «Музей пыток», эдакие комнаты страха. В таких музеях легко оставаться безучастным. Это же относится к категории музеев нравов, или музеев быта, в которых представлена правда, как она есть.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА
Юлия Василькина,
психолог, социолог
ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕ СЧИТАЕТСЯ
Мнение о наказаниях, изложенное в статье, – из серии «Вообще-то нельзя, но если чуть-чуть, то можно». Чуть-чуть насилия не бывает. Либо оно есть, либо его нет. Если ребенок тянется к сковородке на плите, не обязательно бить его по руке, достаточно уверенно потянуть за плечо, чтобы он сделал шаг в зону безопасности. Если ребенок балуется у дороги, нужно крепко взять его за руку, а дома проиграть на куклах-мишках, как нужно вести себя на улице. Рассуждения про «немножко боли во благо» могут завести далеко, а именно к культивированию в семье телесных наказаний. Если уж мы не сдержались и причинили ребенку телесную боль, то пусть для нас это станет поводом поразмыслить, как в следующий раз действовать без рукоприкладства, а не упражнением в самооправдании. Что касается игнорирования, то утверждение «При этом его личность не страдает» – великое заблуждение и ложный стереотип, вошедший в практику воспитания. Игнорирование – это внутренний посыл от родителя к ребенку: «Я тебя не вижу, ты и твои переживания для меня не интересны». А для ребенка нет ничего хуже, чем отсутствие любви! Применяя игнорирование часто, родитель просто дрессирует ребенка «включением» и «выключением» своей любви. Итог – ребенок начинает сомневаться в собственной ценности для родителя. Так что же лучше: поливать цветок керосином или же оставить его засыхать в никому-не-нужности?