Загрузка...
Режиссер: Тод «Кип» Уильямс
В ролях: Джон Кьюсак, Сэмюэл Л. Джексон, Изабель Фурман, Кларк Сарулло, Итан Эндрю Касто</strong«мобильник»
Стивен Кинг часто говорит о «колодце страхов массового подсознания», в который автор хоррора опускает шланг. «Тревожные сны массового подсознания могут от десятилетия к десятилетию меняться, шланг, опущенный в этот колодец, остается неизменным», – пишет Кинг. Именно это мы можем увидеть, наблюдая эволюцию образа зомби в массовой культуре. Я не думаю, что создатели фильмов о зомби сильно заботятся о метафорическом подтексте своих произведений. Но это и не нужно – благодаря этому шлангу подтекст появляется сам собой.
«Некоторые люди умирают в 25, просто их до 80 не хоронят».
Традиционный африканский сюжет о колдунах вуду, способных оживлять мертвецов и подчинять своей воле, пришел на запад в 1929 году благодаря книге репортера Уильяма Сибрука о Гаити. А уже в 1932 был снят первый жанровый фильм «Белый зомби». В нем зомби – не мертвецы, а люди, лишенные разума и воли благодаря колдовству.
В этих зомби можно увидеть метафору и отупляющего механического труда (колдун задействует их на производстве сахара), и эксплуатации Европой колоний, и реакцию на набирающее обороты безумие гитлеровской пропагандистской машины.
35 лет спустя последнюю метафору вполне сознательно использует Джордж Ромеро в своей «Ночи живых мертвецов». «Зомби были метафорой, платформой для того, чтобы свободно говорить о чем хочется… Я не собирался играть на нервах и пугать людей. Я хотел заставить их думать… Зомби – законопослушные американцы, которые делают, как им говорят, даже не задумываясь, кто и зачем говорит, словно вообще отключив мозги. Все эти парни, радостно ехавшие во Вьетнам…»
В следующем своем зомби-фильме, снятом 17 лет спустя, Ромеро развивает метафору. Зомби, задумчиво блуждающие между стеллажей супермаркета, становятся олицетворением общества потребления. У зомби Ромеро нет ни эксплуататора, ни главаря, они просто безмозглая масса, влекомая инстинктом потребления (в данном случае человеческой плоти).
Понятно, что такой режиссер не мог не откомментировать появление web 2.0 и связанный с ним сдвиг общественного бессознательного. «Блогосфера – это зло, – говорит Ромеро, – если вы используете блоги только для общения – это еще куда ни шло. Но вот что страшно: в экстремальных ситуациях люди не пытаются помочь или хотя бы убежать. Они тут же хватаются за камеру, благо теперь она есть в каждом втором телефоне». И это то, что мы видим в его фильме 2007 года «Дневники мертвецов», название которого с равной степенью может относиться и к тем, кого снимают, и к тем, кто снимает.
И вот теперь «Мобильник». В нем метафора зомби выходит на новый виток спирали. Здесь зомби снова не ожившие мертвецы, а живые, подпавшие под власть магии современных технологий. Но в отличие от большинства технохорроров, он не столько о страхе перед новой технологией, которой мы не понимаем, он про страх перед пользователями этой технологии. Которых мы не понимаем.
Зомби Ромеро были понятны – они, по большому счету, были такие же, как и мы. Там, где Ромеро предлагал посмотреть в зеркало, Кинг показывает нам последний вагон уходящего поезда социально-технологической эволюции. Это фильм не для тех, кто в поезде, – это фильм для тех, кто остался на перроне.
Мне 34 года. Я принадлежу к последнему поколению «технологических переселенцев». Я помню мир без мобильных телефонов, интернета, компьютеров. Дуглас Коупленд пишет, что по-настоящему комфортно нам с уровнем технологий, который был, когда нам было 15. Все, что появилось позже, – это новые технологии, за которыми нам приходится «поспевать». Когда мне было 15, у меня была восьмибитная приставка; все остальное появилось позже. У людей, которые младше меня на пять – десять лет, – «технологических аборигенов» – язык не повернется назвать компьютеры «новой технологией», равно как я не называю так телевизор и электрическую лампочку.
Именно на страхе «переселенцев» перед этим расколом и играет «Мобильник». Он не для молодежи – она просто не сможет его понять.
Фильм «Мобильник» для всех тех, кто ужасается количеству людей, смотрящих в свои гаджеты в транспорте и в кафе; тех, кто вынужден узнавать о жизни своих детей из «фейсбука» (и не может понять половины того, что они постят, а второю половину не могут уложить в голове); тех, кто боится, что завтра его уволят и возьмут на его место кого-то более молодого и технически подкованного.
Мир изменился, говорит «Мобильник», им теперь правят «другие» (и, как бы вам ни хотелось верить в обратное, ваш ребенок уже с ними). Мы не понимаем, по каким правилам они живут, а как только мы начинаем понимать, правила меняются. Мы не знаем, что у них в головах, – как не знаем, почему среди американских подростков вдруг стала так популярна давно забытая советская песня Хиля. Неслучайно именно она разносится в фильме над полем «подключенных» – идеальная метафора непостижимых законов жизни интернет-мемов.
«Прогресс нельзя остановить, но с ним можно сразиться», – говорит один из героев фильма. И это то, что олицетворяют зомби в этом фильме. Нас пугают не они сами, нас пугает их разум улья, их дивный новый мир. «Мобильник» играет на нашем затаенном страхе, что наш мир безвозвратно ушел.
Возможно, слишком громко будет назвать «Мобильник» новым словом в жанре. Но образ толпы зомби, наворачивающих круги вокруг телефонной вышки – бесспорно столь же важная и точная визуальная метафора нашего времени, как блуждающие по супермаркету зомби Ромеро были для своего.
