«Мать должна…», «Могла бы, но не сделала…», «Поэтому у нее такой ребенок», «Материнство обязывает…», «Ребенок болеет, потому что его мать…» – знакомо, не правда ли? В современном общественном дискурсе есть две идеи, невротизирующие матерей: идея всемогущества и идея ничтожности. Сегодня хотелось бы сделать их видимыми и предложить, как спрыгнуть с этих «крылатых качелей».
Всемогущество и ничтожность: поляризация
Для начала представим отрезок, на одном конце которого написано «всемогущество», а на другом – «ничтожность». У этого отрезка есть ноль (центр) и много промежуточных точек.
Модель всемогущества родителя
Что такое идея всемогущества в теме материнства? Она вовсе не про то, что «я могу все». Она, скорее, про то, что «я должна все», «я несу ответственность за все, что происходит с ребенком», «я влияю на все». Она про демоническое влияние. Про то, что жизнь ребенка находится во власти матери (даже если младенцу 17 годочков).
В этой модели мать находится в полюсе всемогущества, а ребенок – в полюсе ничтожности. Собственно, это многовековая ортодоксальная модель, где родитель (мать и отец) властвует над ребенком настолько, что распоряжается его жизнью. Слабого или больного ребенка могли перестать кормить, и он умирал. Детей можно было продать на работы. Ребенок в этой модели – что-то вроде заготовки, чурбачка, глины. Он объект, а не субъект, не личность. Лет до 2-3 даже воспитывать не начинали – многие до этого возраста не доживали. И из этой заготовки, если ограничивать, бить, пугать и учить ремеслу, можно было воспитать достойного богобоязненного человека.
Собственно эта модель сохранилась в многом и по сей день, хотя и в более мягком виде. Ее можно узнать по идее подчинения ребенка взрослому, «уважения» ко взрослому через не-выражение своего мнения и особенную вежливость, через решения, которые принимает взрослый по поводу ребенка до взрослого возраста, по физическим наказаниям, психологическому давлению, обесцениванию проявлений ребенка. По функциональному отношению: одеть, обуть, дать доступ к обучению и лечению, а также «вбивать» этические принципы отношения к старшим.
Запомним, что в этой модели взрослый обладает максимальной властью над ребенком, он в полюсе всемогущества, а ребенок – в полюсе ничтожности. А также то, что если мы говорим о вертикали власти между поколениями, то она здесь идет сверху вниз, от родителей к ребенку, с максимальным разрывом.
Модель ничтожности родителя
В 50-х годах ХХ века стала развиваться новая гуманистическая парадигма в психологии и педагогике (в России ее влияние заметно с 90-х). Ее значение сложно переоценить, так как именно она послужила тому, что сейчас мы знаем о важности эмоционального интеллекта, контакта и привязанности, ненасильственного общения. Но тогда, как ее крайнее выражение, появилось отношение к ребенку как к «изначальному мудрецу». Эта идея о том, что ребенок изначально цельный, мудрый, личность. Он с самого малого возраста знает, что ему нужно. В первые годы он обладает максимальным количеством способностей и талантов. То есть ребенок был возведен на пьедестал, в сияющую высь всемогущества.
Родитель же оказался в полюсе ничтожности. Он рассматривался как агрессор, который своими ограничениями или неаккуратными действиями «портит» ребенка, мешает проявиться талантам, блокирует развитие и делает его несчастным невротиком. Настало время великой родительской вины и стыда. Стала сильна идея о том, что можно «испортить» или «сломать» ребенка.
Понятно, что в этой модели вертикаль власти иная: идет снизу вверх (от ребенка к родителям). Это задает многие эффекты: родительскую неуверенность, «все лучшее – детям», игнорирование собственных потребностей в пользу детских. Ребенку в этой схеме неуютно: у него нет опыта и достаточных навыков для прогноза будущего, чтобы быть эффективным руководителем. А именно этого от него и ждали: что он будет проявлять свою мудрую природную волю.
Современность: прыжки в экстремумы
Из математики мы можем вспомнить, что экстремумы – это крайние точки. Что же произошло, когда две модели встретились, столкнулись? Наступил период «смутного времени» и перемешивания моделей.
Матери одновременно оказались и в позиции всемогущества, и ничтожности.
Эта формула описывается так: «От тебя зависело все, ты все могла, твое влияние максимально, но ты не справилась». Наступил период mother-blaming – обвинения матерей. Почвой для этого послужили многочисленные исследования привязанности матерей и детей, влияния состояния матери на состояние ребенка. Эти исследования были очень ценными, они продвинули многие социальные инициативы (например, матерей стали пускать к детям в больницы, увеличились отпуска после рождения ребенка, выросла психологическая грамотность родителей, появилась большая осознанность в воспитании).
Но уродливым последствием стала тенденция искать виновность матери во всем, что происходило с ребенком, будь то агрессия, застенчивость, асоциальное поведение или болезни. То есть идея такая: от матери зависит все, но ее ошибки катастрофически влияют на ребенка. Почему речь про матерей? Потому что несмотря на расширение возможностей для учебы, работы и голосований, функция воспитания и ухода на них осталась максимальной.
Идеи обвинения матерей влияют так, что внешний процесс становится внутренним: Внутренний Критик подхватывает идеи вины и стыда, и обвинение становится самообвиненем. Теперь для того, чтобы оказаться в полюсе ничтожности, вовсе не нужно внешнее влияние или стимул: мы прекрасно справляемся с этим сами. Общественное давит не снаружи, а изнутри.
Непомерность требований
Впрочем, внутреннее все время находит подтверждение во внешнем. Из каждой микроволновки звучат сообщения о том, как правильно воспитывать детей, как поддерживать гигиену в доме с ребенком, как подходить к оздоровлению, с какого возраста обучать и как мотивировать, чтобы он хорошо учился и безропотно посещал 5 секций. А если нет, то…
Если подойти к этому критически и посчитать все время, которое должно быть затрачено, то окажется, что на одного ребенка должно приходиться 3,5 матери. Нужно учесть, что к женщине есть требования не только в материнстве: успешность в партнерских отношениях; несколько образований; работа с хорошим доходом, чтобы не зависеть от мужчины; ухоженность; хозяйственность и налаженный быт; бытовая психологическая компетентность. И женщина, успевающая все это, должна заботиться о том, чтобы у ребенка был наилучший старт в жизни. Да, и для этого быть еще и мамой-такси.
И в 100 % случаев, если быть честными, женщине этого не удается, потому что она у себя одна, а не три с половиной. И тогда она попадает в полюс ничтожности: «У меня были все возможности, я должна была справиться, я должна была правильно распределить приоритеты, но я не смогла. Я неудачница как мать». То есть именно в полюсе ничтожности женщина познает эту поляризацию: она ощущает напряжение недостижимого всемогущества, находясь в глубокой вине и стыде полюса ничтожности.
Чтобы выбраться из ничтожности, предпринимается очередной прыжок во всемогущество: «Сейчас я прочитаю новую книгу, буду вести себя по-другому, чтобы не травмировать его, а еще найду время, чтобы возить его на английский и вместе печь по выходным печенье». И снова – не получается, снова вина и стыд, и прыжок в другой полюс.
Нет, бывают моменты, конечно. Удачные ракурсы в инстаграмме, через которые создается видимость идеальности. Достижения ребенка, которыми можно гордиться. Но все равно взгляд очень быстро падает на то, что «не успела», «должна была, но не сделала».
Что с ребенком в смутное время?
Ребенку тоже несладко. Он тоже во власти поляризации. Он снова во многом «чурбачок», только интеллектуальный. Из него нужно вытесать «успешного человека» с «наилучшими стартовыми возможностями». То есть в этом плане он – лицо подчиненное. И чем лучше он подчиняется, тем лучше предполагаемый старт. Тут он снова не-субъект, так как родитель знает лучше о пользе ментальной математики и внутриутробном прослушивании Моцарта.
Он должен успевать посещать сад или школу, ходить на кружки и секции (английский, спорт, бассейн – обязательно), успевать играть и заниматься творчеством, гулять 2,5-3 часа в день, общаться с друзьями, проводить время с родителями и сиблингами в свободном, но развивающем общении. К слову, чтобы все успеть, что «предписывается» социальными стереотипами ребенку, его тоже должно быть условных «три с половиной» части.
Но в то же время новая парадигма дала ребенку много прав. Это права быть личностью, иметь мнение, быть услышанным, получить теплую эмоциональную связь. То есть он должен проявить себя как субъект и настаивать на своем. Вот и получается, что и родитель, и ребенок запутались и перескакивают из полюса в полюс. А это, надо сказать, исключительно энергозатратное занятие.
Идея баланса
Я хочу предложить вам поразмышлять над тем, что могло бы стать опорой для матерей. Для того чтобы в материнстве было ощущение уверенности и баланса. Собственно, эта идея не только для матерей, но и для партнерского родительства, о котором поговорим в другой раз.
Вспомним, что на этой прямой есть значение «нуля». Но сам «ноль» для нас мало применим. Это какая-то точка, а родительство требует гибкости и ежедневных решений. А, значит, нужно взять некоторую область от нуля влево и вправо. Это будет зона движения и для родителя, и для ребенка.
Изначально я бы говорила о том, что власть должна быть распределена сверху вниз. Ни о каком «равноправии» родителя и ребенка речи вести не будем. На родителя законодательно возложена ответственность за сохранение жизни и здоровья ребенка, его обучение и доступность ресурсов. Также важно то, что родитель – человек взрослый, с опытом, с развитой прогностической функцией. А если у родителя больше ответственности и опыта, то и позиция власти именно у него.
Но что важно, родитель и ребенок – не поляризованы, они близко друг к другу. И это дает возможность для гибкости: ребенок принимает отдельные решения, проявляет самостоятельность. Чем старше – тем больше. То есть иногда позиции власти меняются, но под контролем родителя. Если же ребенок проявляет опасное поведение, родитель «включает» большую власть.
Мать, нашедшая эту «зону баланса», чувствует себя по-другому. У нее теперь нет идеи всемогущества. Она осознает свои возможности и честна к своим ограничениям. Более того, она понимает, что не только у нее самой есть ограничения: существует множество параметров, в том числе и в самом ребенке, которые влияют на ситуацию воспитания. Появляется возможность часть функций отдавать на аутсорс, а не пытаться все успеть самой.
Теперь она способна критично подойти к общественным стереотипам, к тому, как их транслируют, например, педагоги или врачи.
Она формулирует для себя так:
«Я могу многое, но далеко не все. Многое зависит от меня, но многое и не зависит. Я делаю то, что могу. Я не буду ругать себя за то, что я не делаю то, что не могу».
Таким образом, «подчищая» в себе полюс всемогущества и все-ответственности, мама перестает оказываться и в полюсе ничтожности. Да, она переживает, если что-то не успевает, или ребенок ведет себя не слишком хорошо. Но она не падает в глубины вины и стыда. И за счет небольшой амплитуды это движение вниз довольно быстро сменяется движением наверх, к поиску решений и устойчивости.
В этой системе и к ребенку не предъявляется множество требований. Он уже не «интеллектуальный чурбачок», но и не «идеальный мудрец». Он, скорее, «младший партнер», влияющий на свою жизнь и семью в целом, имеющий право голоса, но готовый получить отказ, если родитель сочтет его целесообразным. Здесь нет невротизации идеей «идеального старта» и максимального обучения. Он получает право на то, чтобы его возможности и ограничения были признаны и учитывались.
Итак…
На данный момент в обществе сильны идеи материнского всемогущества и одновременно ничтожности. Требования и ожидания к матерям, а также к детям непомерно высоки. Так как выполнить их в реальности невозможно – матери ощущают вину, стыд, неуверенность в своей позиции, и в результате полную растерянность. Не лучше и ребенку, «не оправдавшему ожидания».
Автор желает читателям относиться с разумной критикой к общественным стереотипам, а к себе – с добротой, заботой и пониманием. Да прибудет с вами баланс!