Эту слишком серьезную, чересчур ответственную девочку в своем детском саду я заметила сразу. Она действительно лучше всех читала, декламировала стихи, в 6 лет сама написала сказку и нарисовала к ней картинки. Но при этом она называла себя неудачницей. Даже играя с подругами, часто была напряженной и тревожной, улыбка редко и лишь чуть-чуть трогала ее губы. Для меня были очевидны две основные проблемы: подавленная эмоциональность и комплекс «отличницы-неудачницы». Девочке нужна была помощь, и я пригласила на консультацию к себе ее маму, но она пришла лишь спустя три года, когда Люда ходила в подготовительную группу.
Марина: Она мало со мной разговаривает, не делится переживаниями, как будто я ей не очень нужна. Она почти никогда не рассказывает, что было в детском саду. «Все хорошо, мама». А я-то ведь знаю, что все далеко не так…
Юлия Василькина: Все верно, и я с вами давно хотела поговорить. Что происходит с Людой сейчас?
М.: Мне многое рассказывает воспитатель, например, Люда написала мне какое-то письмо, но, когда я спросила ее об этом, она все отрицала, а с воспитателем на следующий день не разговаривала. Есть одна девочка, такая же умненькая, как дочка, из-за которой Люда постоянно расстраивается, даже плачет.
Ю.В.: На меня Люда производит впечатление слишком взрослого для своих лет ребенка.
М.: Дело в том, что почти три года назад я и папа Люды расстались. Развод, переезд к моей маме — все это было для меня тяжело. Сначала я пыталась справиться сама с депрессией, но потом поняла, что пора к врачу, полгода я и медикаментозно лечилась, и проходила психотерапию.
Я помню эту женщину два года назад. Она и правда выглядела как человек в депрессии (у этого заболевания особая «маска»). Еще и по этой причине я хотела с ней поговорить тогда: от депрессии необходимо избавляться как можно быстрее, иначе страдает эмоциональная сфера ребенка, который рядом. Собственно, это и произошло. Теперь у Люды есть шанс, ведь сейчас ее мама очень «живая», ее эмоции яркие, «написаны на лице», но при этом не чрезмерны.
Ю.В.: Ну что же, понятно, почему Лиза переживает: у нее собственный процесс горевания, да и мама в депрессии — тяжелое испытание. Но вот вопрос: почему она стала прятать свои эмоции и переживания? Это не слишком характерная реакция для ребенка этого возраста.
М.: Вы считаете, что ее эмоциональные реакции копируют мои? Я сейчас подумала вот о чем: я стараюсь сдерживать негативные эмоции — кому нужны мои трудности? Даже в самый тяжелый период жизни я улыбалась на работе через силу, лишь бы никто не знал. Мне и так стоило большого труда попасть в коллектив хирургов, состоящий сплошь из мужчин, и я не могла позволить себе проявлять там хоть каплю того, что было внутри.
Ю.В.: Но у вас есть с кем поделиться?
М.: Разумеется, это мама и сестра и еще подруга.
Ю.В.: А Люда?
М.: Люда? Конечно, нет. Я никогда ей не рассказываю о своих переживаниях, ни личных, ни рабочих. Стараюсь быть на позитиве.
Это — одна из ошибок родителей, они так стремятся оградить сына или дочь ото всех невзгод, что выключают его из семейной жизни. А он чувствует и усталость родителя, и его грусть, и негодование. Но, не зная истинных причин (например, неприятности на работе), относят такое отношение к себе. Или они учатся у родителей прятать переживания за маской «все в порядке». «Раз так делает мама, то это правильно», — думает ребенок этого возраста. В данном случае ситуация осложнялась тем, что Люда решила вообще ни с кем не делиться переживаниями, так как мама при ней не обсуждала проблем с другими людьми. Поэтому у Люды сложилась установка: «Кому нужны мои проблемы?» И если Марина все же выговаривалась, когда Люда не слышала, то у Люды такой возможности вообще не было.
Ю.В.: Моя первая рекомендация вам: начинайте делиться проблемами с дочерью.
М. (с нескрываемым удивлением): Я должна рассказывать ей о проблемах на работе?
Ю.В.: Именно так. Начинайте с ней делиться сначала понемногу. Рассказывайте ей, как вы рассердились на «бестолкового» коллегу или как вас расстроил начальник. Все что угодно, что она способна понять. Пусть она узнает, что ее мама нормальный человек, который иногда сердится на других и рассказывает об этом, чтобы стало легче. Постепенно вы увидите, что Люда тоже учится делать это, она начнет делиться с вами своими переживаниями. Как говорится, откровенность на откровенность. Собственно, в этом и есть наша цель: Люда должна начать выражать в словах собственные переживания — как положительные, так и (особенно!) негативные. Совсем хорошо, если вы обе поговорите о вашем разводе с мужем, ведь это непрожитая, непроговоренная травма для Люды. Не бойтесь и здесь поделиться собственными чувствами.
Потом мы перешли к комплексу «отличницы-неудачницы». Оказалось, что от Марины с детства мама требовала быть лучшей (только «5», «4» — это почти «2»). Марина сравнивала себя с другими и боялась неудач. Она почти избавилась от этого благодаря послеразводной психотерапии. Но ведь Люда первоначально формировалась под влиянием мамы-«отличницы», да и, как оказалось, бабушка (мама Марины) много времени уделяет внучке, что тоже могло не повлиять на Люду. Марине не хотелось бы, чтобы дочка повторяла ее путь, наполненный пустыми переживаниями и завистью к достижениям других. Марине важно было рассказать дочери свою историю о школьных годах, в общем, Марине и Люде нужно было научиться откровенно разговаривать друг с другом.
Ю.В.: Теперь вы понимаете, насколько важны для вашей дочери. Настолько, что она копирует ваше поведение во всем. Поэтому именно вы, изменив собственное поведение, можете помочь ей справиться со сложившимися проблемами.
По словам Марины, она и не задумывалась о том, насколько поведение дочери похоже на ее собственное. Она обрадовалась и приободрилась, поняв, как важна для дочери.
Спустя месяц Люда начала улыбаться гораздо чаще. Она стала свободнее в общении, веселее. Она продолжала стремиться быть первой, но научилась реагировать без слез на успехи других.