Загрузка...
Действительно, кто «самый умный» – лошадь или слон, орел или попугай? Понятно, что самые умные на свете собака или кошка проживают именно у вас, но что делать с другими животными?
Первый ответ, который приходит в голову: надо придумать и провести соответствующие тесты – и посмотреть, кто и как их выполнит… Естественно, с этого и начали. Один из первых экспериментов еще в начале XX века провел Леонард Хобхауз: приманку закладывали в длинную узкую трубку, животное (первыми были обезьяны, потом эта задача предлагалась и другим млекопитающим и птицам) могло добраться до желаемого, лишь изготовив себе какое-то «орудие». Например, отломав угловые веточки от палки или размотав тугой кусок проволоки. В современных лабораториях голубые кустарниковые сойки гнут из проволоки крючки, чтобы подцепить ими корзинку с приманкой, находящуюся в подобной трубке.
Другой вариант тестирования интеллекта придумал один из основателей гештальтпсихологии – Вольфганг Келер. Работая в 1913–1920 годах на приматологической станции на острове Тенерифе, он предлагал своим подопечным – шимпанзе – задачи: животное должно было догадаться выполнить действия, которые не приводили к нужному результату сразу, но изменяли условия задачи так, чтобы потом уж можно было добраться до желаемого объекта. Например, нельзя было подкатить апельсин короткой палочкой, лежащей в клетке, а надо сначала было достать этой палочкой другую – длинную, чтобы затем уж ею и дотянуться до апельсина. Тот, кто может решить подобную, двухфазовую, задачу (сначала подготовить необходимые условия, а потому уже достать приманку), обладает интеллектом. Русская исследовательница Надежда Ладыгина-Котс перед обезьяной раскладывала ряд фигур (шары, призмы, кубы), потом сама брала одну из них и смотрела, какую, как соответствующую, выберет обезьяна. Так проверялась способность к «элементарному абстрагированию» – может ли животное понять, что нужно выбирать только те фигуры, которые обладают одним (задуманным экспериментатором) свойством (например, все красные или все маленькие), вне зависимости от других их свойств.
ЭКСПЕРИМЕНТИРУЙ И СРАВНИВАЙ
Отчеты научных лабораторий, занимавшихся в ХХ веке сравнительными исследованиями психики и когнитивных способностей (мышления, памяти, внимания) у животных и человека, переполнены результатами подобного рода тестирований. Догадается ли макака, что надо одновременно тянуть за два конца веревочки, продетой через ручку чашки? Может ли ворона или собака определять «количество объектов»? Будет ли сухопутная черепаха или лисица предугадывать направление движения корма?
Казалось бы, проводи эксперименты, сравнивай – и станет понятно, кто на что способен. Но как всегда, все оказалось гораздо сложнее и интереснее. Во-первых, оказалось, что результаты лабораторных экспериментов зависят от того, где и как были выращены животные и как они содержались. С одной стороны, многие выращенные на искусственных матерях обезьяны не справлялись с заданиями вообще. С другой стороны, приматам, выращенным в институтском виварии и с раннего возраста общавшимся с людьми, было легче справляться с большинством из предлагаемых задач «на интеллект» (особенно если животные содержались по одиночке), по сравнению с теми, что выросли в условиях дикой природы.
Во-вторых, модели «мышления», «восприятия», «памяти», искомые у животных, часто отражали представления человека о самом себе, а сами лабораторные исследования не учитывали особенности образа жизни тестируемых животных: например, задавая крысам задачи на зрительное различение, экспериментаторы не учитывали их слабое зрение.
Навязывание человеческих схем при определении «интеллекта» животных нередко приводило к парадоксам: с некоторыми тестами животные справлялись даже лучше, чем люди. Например, голуби «выносили суждение» о сходстве-различии двух фигур замысловатой формы (нажимая на соответствующий рычаг) гораздо быстрее человека, если одна из фигур была повернута на несколько градусов относительно другой. Причем если человек все больше и больше затруднялся с ответом по мере того, как увеличивался угол поворота, то птицы нажимали на рычаг неизменно быстро. Все это привело к появлению гипотезы «о когнитивной одаренности» того или иного вида животных как особой адаптации к конкретным особенностям жизни этого вида животных, а не как к способности, могущей характеризовать «общеинтеллектуальное и психическое развитие».
В-третьих, то, что интеллект, мышление преимущественно изучались у изолированных животных в лабораторных условиях, приводило к тому, что перед ними ставились задачи по преобразованию «физического мира»: найти и добыть еду (очистить плод, подкатить палочкой или подтянуть за веревочку, соорудить «орудие» и научиться использовать его), умело передвигаться, найти выход из лабиринта или «проблемной» клетки, нажать на рычаг.
МАКИАВЕЛЛЕВСКИЙ ИНТЕЛЛЕКТ
В конце ХХ века стало поступать все больше удивительных данных о поведении животных, получаемых учеными, которые наблюдали за жизнью животных в их естественной среде обитания. И самыми поразительными были описания сложных форм взаимодействий между членами групп, а также то, насколько сложны взаимоотношения между ними. Например, одна из самых известных российским читателям исследовательниц поведения шимпанзе в природе, Джейн Гудoлл (1), сообщала, что индивиды, которые находят фрукты на дереве, активно удерживаются от их срывания (и даже не смотрят на них), когда рядом присутствуют другие особи (забирая плоды только после того, как соплеменники покинут местность). Другой исследователь, Де Вааль, сообщал, что шимпанзе временами активно закрывают части своего тела руками (например, скрывая гримасы страха), предположительно, чтобы члены группы не имели возможности видеть сигналы их эмоционального состояния. Сходное поведение было описано у горилл. Позже такие формы поведения будут называться макиавеллевский интеллектом, или обманыванием. Другими интересными фактами стали описания «коалиций» между самцами шимпанзе в различного рода конфликтных ситуациях и возможных тактиках «договоров», увеличивающих вероятность подобных альянсов. Было описано, что дикие обезьяны многому обучаются, подражая матерям и другим членам группы: например, как использовать камни для разбивания орехов или жеваные листья для вытирания лица или других загрязненных частей тела себе и детенышам. В дальнейшем будет создана даже «культурная антропология» как наука, описывающая «культуры» у обезьян. Общим для всех этих исследований явилось то, что животные в природе демонстрировали более сложные формы поведения, чем в лабораторных условиях.
(1) Джейн Гудолл и ее младшая сестра Джуди больны прозопагнозией – неспособностью узнавать лица людей.
ВМЕСТЕ – СИЛА
В 1976 году вышла в свет статья английского психолога Николаса Хамфри, ознаменовавшая поворотный пункт в логике исследований «интеллекта» высших животных. В своей статье, называвшейся «Социальный интеллект», Н. Хамфри предположил, что главной движущей силой развития сложных психических, в частности – когнитивных, способностей (мышления, памяти, внимания) у животных являются те требования, которые предъявляет к ним жизнь в длительно существующих, состоящих из множества разных по полу и возрасту индивидов, которых необходимо знать «лично», группах соплеменников. Развитый интеллект – это способ адаптации к жизни в подобных группах, где преимущества получают животные с развитыми когнитивными способностями. Чтобы выжить, надо всех «знать в лицо», животные должны быть способными узнавать и запоминать не только ранг, но и ситуационные роли и возможность примыкания к тем или иным «альянсам» или «коалициям» других членов группы, постоянно отслеживать их отношения. Животным необходимо уметь прогнозировать поведение других, манипулировать, учиться, «маневрировать», проявлять толерантность. Понятно, что все эти способности формируются у детенышей довольно долго – и не сами по себе, а в ходе взаимодействий с другими членами группы, поэтому у всех таких животных ученые обнаружили сложные формы детско-родительских отношений, эмоциональной привязанности. У них очень длительное «детство», многие остаются в родных группах на всю жизнь.
Изначально «гипотеза социального интеллекта» была сформулирована только для обезьян, но в дальнейшем получила эмпирические подтверждения и для многих других видов животных, образ жизни которых и внешность различаются чрезвычайно: китообразные, слоны, врановые (грачи, вороны), попугаи. Единственное, что объединяет этих животных, – необходимость при помощи интеллекта приспособиться к непростой жизни в группах сородичей, обладающих незаурядными когнитивными способностями. Все эти животные формируют коалиции для решения тактических задач, поэтому у них описаны сложные формы поведения, поддерживающие общность, – аффилиативное поведение. Например, знаменитые синхронные выпрыгивания дельфинов из воды – это способ поддержать коалиции между самцами в природе. Все эти животные прекрасно знают своих соплеменников «в лицо» и принимают решение, как себя вести, в зависимости от внимания присутствующих сородичей. Так, голубая кустарниковая сойка, если видит, что другая сойка может проследить, куда она прячет корм, перепрятывает его при первой возможности, когда та «отворачивается». У всех этих животных внутри групп описаны «поведенческие традиции», например, способ охоты у косаток или «песни» у горбатых китов. Они подолгу растят своих детенышей, в целом при толерантном отношении к ним других членов группы.
Так кто же умнее – кошка или собака, орел или попугай? Вопрос поставлен, конечно же, некорректно. Однако если мы хотим среди животных найти тех, кто хоть чем-либо похож на нас, то с точки зрения «теории социального интеллекта» искать надо в первую очередь среди тех, кто живет большими, сложно структурированными группами: сталкиваясь с необходимостью уживаться с соплеменниками, они постоянно участвуют в беспощадной «когнитивной гонке вооружений», где единственным способом процветать становятся развитые ум, хитрость и удивительная даже среди людей толерантность.
