Загрузка...
«Без страха и болезней моя жизнь превратилась бы в лодку без весел», – говорил норвежский живописец и график Эдвард Мунк. Это важное для патографического анализа признание, сделать которое решаются далеко не все творческие личности. Насколько оказался прав художник в своем откровении?
Со слов Мунка известно, что мать умерла в молодом возрасте, «передав ему склонность к туберкулезу, а легко возбудимый отец, набожный до фанатизма потомок старинного рода, посеял в нем семена безумия… С момента его рождения ангелы тревоги, беспокойства и смерти были всегда рядом…
Часто он просыпался ночью, оглядывал комнату и спрашивал себя: “Не в аду ли я?”»
Старшая сестра София умерла, как и мать, от туберкулеза, когда Эдварду было уже 14 лет. Эта трагедия сильно отразилась на нем, и позже он написал целую серию картин на тему «Больной ребенок». Другая сестра художника была психически нездоровой и умерла в «доме призрения душевнобольных».
Неудивительно, что у художника под влиянием неблагоприятно протекавшего детства сформировался, как констатируют биографы, «противоречивый и неуравновешенный» характер. С точки зрения психиатра, эти психологические эвфемизмы обозначают лишь одно – патохарактерологическое развитие личности, приведшее со временем к развитию психического заболевания.
За два года учебы Эдвард в Государственной академии искусств познакомился с художественными и литературными кругами Копенгагена, в которых спиртное и наркотики были привычным делом.
«Крик», 1893
Национальная галерея, Осло
В 1892 году Мунк участвовал в большой выставке в Берлине, где его картины были встречены критиками в штыки. Чрезвычайно оригинальный стиль художника привел к тому, что его полотна пришлось снять с экспозиции. Из-за скандала, однако, Мунк стал широко известен. Вскоре Мунк создает свою самую знаменитую картину – «Крик».
Это полотно находится в Национальной галерее Осло, недалеко от того места, где несколько месяцев назад Андерс Брейвик устроил крупнейший в истории страны террористический акт. Картина сейчас отгорожена от публики пуленепробиваемым стеклом (в 1996 году ее уже похищали). Не хотел ли Мунк своим «Криком» предупредить соотечественников? Нередко предвидения гениев сбываются самым удивительным образом.
На рубеже 1900-х Мунк пережил неудачный роман с богатой и молодой Тулой Ларсен. Девушка была влюблена в художника, настаивала на свадьбе и даже угрожала самоубийством. Последнее обстоятельство отнюдь не ускорило течение четырехлетнего романа. Однажды друзья художника, чтобы помочь Туле Ларсен, решили разыграть Эдварда. Они заявили, что его пассия застрелилась, и показали ему ее «труп». По хитроумному замыслу, вряд ли пришедшему в очень трезвые головы, «воскрешение» девушки должно было разжечь чувства художника. Но Мунк перенес жестокий розыгрыш крайне болезненно. Между друзьями произошла ссора. В руках у девушки снова оказался пистолет, а когда Эдвард попытался отобрать его, она выстрелила, и художник лишился пальца на руке. Ранение и вся эта история основательно поколебали его и без того неустойчивую психику.
С этого времени Мунк стал панически бояться женщин. «Они живут мужчинами. Они опасные крылатые существа, которые пьют кровь из своих беспомощных жертв», – часто повторял он.
Он все чаще и чаще стал ссориться с окружающими. Мунку казалось, что все хотят ему зла, а тайные противники преследуют его. Он мог ударить на улице незнакомого человека, так как ему показалось, что тот злословил о нем. Со страхом художник пытался справиться алкоголем. «Единственное, что помогает мне перейти через улицу, – это рюмка водки. А лучше две-три», – заявлял он.
В конце концов у Мунка развился настоящий бред преследования, и в 45 лет он попал в психиатрическую клинику, в которой он пробыл 8 месяцев.
Портрет профессора Якобсона, который был лечащим врачом Э. Мунка
За время нахождения в лечебнице, которую биографы стыдливо называют «санаторем», Мунк не выпускал из руки карандаш. Он создал десятки рисунков и гравюр, в том числе портрет лечившего его профессора Даниэля Якобсона. Месяцы, проведенные в клинике, не избавили Мунка от странностей, не излечили душевного заболевания, что не вызывает удивления. В то время не существовало необходимых лекарственных препаратов для лечения таких болезней.
Особенная продуктивность наблюдалась у него в графике. Доктор Якобсон не препятствовал такому трудовому рвению, так как хорошо понимал, что рисование является для Мунка освобождением от угнетающих его образов. Дружба между врачом-психиатром и пациентом-художником вошла не только в историю изобразительного искусства, но и в историю психиатрии. С этой дружбы началась история арт-терапии – исцеления искусством (термин впервые использовал Адриан Хилл в 1938 году), которая успешно применяется как один из методов психотерапии по настоящее время.
После заболевания, начиная с 1909 года, стиль Мунка меняется в сторону более резкой и грубой манеры. А поздние картины написаны широкими мазками и изобилуют яркими контрастными цветами.
Выписавшись из психиатрической больницы, Мунк вернулся в Норвегию и поселился в пригороде Осло. Он купил дом, построил вокруг него забор 4-метровой высоты. Но и такая крепость не спасала от чьего-то, как ему казалось, «парализующего влияния» (психиатры называют это «бредом воздействия»). Художник не заботился об уюте и красоте дома. Обстановка была не просто бедной, а поистине ужасной. Две кровати, стол и несколько плохих стульев. Пыль лежала повсюду толстым слоем, и беспорядок царил невероятный. Мунк предпочитает слушать не новости и не музыку, а голоса. Безразлично, что они говорили и на каком языке. Ему нужен был ровный и громкий гул голосов. С этой целью он специально не настраивал как следует радиоприемник на определенную волну.
Художник все больше удалялся от людей, прячась в своем доме и предпочитая оставаться наедине со своими картинами. Лишь немногие избранные допускались в его жилище. И это в то время, когда Эдвард Мунк уже считался ведущим художником Норвегии и был признан одним из самых крупных живописцев Европы. Мунк мог бы стать лидером художественного направления, вокруг него могли бы собраться единомышленники, но это его не интересовало. Поэтому не удивительно, что художник не оставил после себя учеников.
«Танец жизни», 1899–1900
Мунк стремился понять людей и в то же время, испытывая страхи, не решался сблизиться с ними. Будучи болезненно-раздвоенной личностью, чем больше он к чему-то стремился, тем больше избегал этого. В психиатрии такой симптом называется амбивалентностью. Часто, не отягощая себя вещами, он мог пойти на вокзал, чтобы только избежать встречи с конкретным человеком, который намеревался прийти к нему в гости. А в шумной толпе привокзальных ресторанов, в поездах охотно знакомился и часами разговаривал с посторонними людьми, восполняя нехватку человеческого общения. Еще более странные отношения складывались у Эдварда с женщинами. Они притягивали его как мужчину и как художника, но завязывать любовные отношения он уже боялся.
Любопытно, но, по мнению графологов, почерк Мунка свидетельствует о тех же нарушениях психики, что и его искусство. Художник, например, никогда не ставил знаков препинания, что якобы отражало его одиночество и беспокойство, а также стремление выйти из узких рамок существующих правил. И этот почерк у него, как и манера живописи, уже больше не менялся.
В 1920-х годах у художника развилось глазное заболевание, из-за которого он почти прекратил рисовать.
О своем творческом процессе Эдвард Мунк говорил так: «Писать для меня – это болезнь и опьянение. Болезнь, от которой я не хочу отделаться, опьянение, в котором хочу пребывать… Многие свои лучшие картины я начинаю почти бессознательно. Я страдаю бессонницей, и лучше писать, чем ворочаться в постели».
«Весенняя пахота», 1916
Искусство Мунка недаром считали далеким от общепринятого. Его сексуальные страхи отразились в образах женщин, которые у него представлены то как болезненные и невинно страдающие жертвы, то как мрачные вампирши, пьющие кровь людей.
Длительность заболевания и параноидальное содержание бреда позволило некоторым авторам считать психическое расстройство Эдварда Мунка шизофренией. Однако клинические особенности свидетельствуют о наличии у художника, скорее всего, шизоаффективного расстройства. При этом заболевании наличие бредовых расстройств не приводит, как правило, к развитию интеллектуального дефекта личности.
Лариса Дрыгваль,
графолог, кандидат психологических наукИССЛЕДОВАТЕЛЬ
Почерк в высшей степени упрощен, схематичен, буквы и связки между ними оригинально выполнены, движения руки еле касаются листа бумаги, оставляя на ней невесомый след. Человек явно интеллектуального склада, имеет тонкий и неординарный ум аналитика, его мышление системно, структурно и концептуально. Автор умеет видеть суть вещей, часто скрытую от обывательских стереотипов, зрит в корень, исследует причинно-следственные связи, логически обосновывая все происходящее вокруг. Утонченность, легкость, нитеобразность почерка свидетельствуют о высокоразвитой интуитивности, гибкости, комбинаторности, проницательности и прозорливости, необычайно подвижном мышлении. Такой человек жаждет новых открытий, постоянно находится в процессе творчества, он свободен от штампов и существует «вне времени». Он стратег, видящий и прогнозирующий далекое будущее, намного опережающий свое время.
Просторность организации текста на бумаге, мелкий размер почерка, развитые верхние зоны букв выдают интровертную натуру, погруженную в мир своих идей, отстраняющуюся от реальности, бытовых проблем, в том числе и межличностных отношений.
Человек-одиночка, в нем присутствует отшельнический дух, аскетизм, у него нет потребности насыщать себя удовольствиями и комфортом сегодняшнего дня, все интересы и силы сублимируются в сфере духовного и интеллектуального развития.
