Жертвы родительских амбиций

Да, бывает так, что у малыша проявляется абсолютный музыкальный слух или способности к рифмоплетству. Или девочка «балетного сложения». Или мальчишка складывает числа безо всякого обучения и напряжения. Ну и что? Неужели это повод обрекать ребенка на совершенно недетскую жизнь, с надсадной учебой, постоянными тренировками, выступлениями, соревнованиями?

Вы почитайте биографию Моцарта, которого всегда приводят в пример как реализовавшегося вундеркинда. Это просто ужас, кошмар и «куда смотрит ювенальная юстиция?!». Причем папенька его, Леопольд, нисколечко не скрывал своих крайне честолюбивых и меркантильных планов. «Да, – писал он, – маленький Вольфганг поправит мои карьерные и финансовые дела, раз уж Господь наделил его таким замечательным даром». И все мы помним, какую трагическую жизнь прожил Моцарт.

Не будем так высоко забираться, давайте посмотрим просто на детей, в которых родители и педагоги углядели какой-нибудь талант. С трех лет – расписание занятий, постоянная гонка, натаскивание на победу и рекорд, через «не могу», не обращая внимания на реальное самочувствие, их собственные желания и потребности возраста. Потому что и родителям, и педагогам очень лестно и притягательно находиться рядом со «звездой». Честно-честно, вы не представляете, какой это восторг: скромно опустив глаза и даже как бы сокрушаясь, говорить: «Ну, что делать, наградил бог талантливым ребенком, приходится соответствовать, а как же? На соревновании она же первое место легко взяла, значит надо расти дальше».

У меня были в практике такие дети, много. Пианисты, гимнастки, математики, поэты. Обычно это дети с гиперчувствительностью, слегка не от мира сего или слишком включенные в связь с матерью. Вот разве что художников с проблемами не встречала, похоже, им удается отрабатывать свои внутренние конфликты в творчестве. Ну и на сцену их не вытащишь, сидят себе в комнате, рисуют. Так вот, о включенных матерях.

Иначе никакого вундеркинда не получится, а будет просто мальчик или девочка, который любит писать рассказы, рисовать картинки и двигаться под музыку. И это правильно, это честно.

Одно дело – отвести ребенка в ближайшую к дому студию, чтобы ему там было интересно и весело, куда он сможет ходить сам лет с восьми, где друзья и безопасно, и совсем другое – погрузить его на много лет в жестко конкурентную среду, где постоянная борьба, интриги, страсти. Маме, особенно если она принадлежит к демонстративному типу личности, в этом котле вариться только в удовольствие. Вся эта движуха с конкурсами, выступлениями, костюмами – круто! И ощущение причастности к чему-то великому, важному, настоящему! А что происходит с ребенком в это время? Если это не «девочка-колокольчик», вроде маленькой Наташи Королевой, то он, скорее всего, страдает.

Маша – расширитель

Одну такую девочку я наблюдала с трех лет, с того злосчастного момента, как у нее обнаружили абсолютный слух. По нелепому и трагическому стечению обстоятельств в это же время у отца появилась вторая семья. Гордая мать девочки забрала ее «в никуда» и стала лепить из малышки звезду мировой величины. Лучшая подготовительная группа по скрипке. Поступление в музыкальную школу при консерватории. Дополнительные занятия с именитыми педагогами. Все это перемежалось проклятиями в адрес скотины-отца, постоянными причитаниями, что не на что жить (это как раз было правдой, потому что полноценно работать и растить гения невозможно), упреками, что дочка мало и недостаточно усердно занимается.

Девочка занималась по восемь часов ежедневно. Ко мне ее привели с жалобами на энурез, «непонятными» тиками и слезливостью. Десятилетняя девочка могла «внезапно» расплакаться. Еще мама очень раздраженно сетовала, что время от времени Маша себя калечит: то с эскалатора сверзится, то руку дверями прищемит (а это же ее главное богатство!), то сотрясение мозга из школы принесет.

Я настойчиво рекомендовала снижать нагрузку, мне так же настойчиво объясняли, что это никак невозможно: Маша должна заниматься, иначе… Картина грядущего оглушительного провала была настолько чудовищной, что ее совершенно невозможно было описать словами, приходилось драматически вздымать брови и плечи. Я прикидывалась невъезжающим лаптем и гнула свою линию: у ребенка депрессия, ее надо лечить, забрать из школы как минимум на год, она не тянет нагрузку. Мама упорно отказывалась, тогда Маша расчесала на ноге комариный укус и загремела в больницу с обширным абсцессом аж на месяц. После чего была отправлена к бабушке, в крошечный городок в Приволжье, откуда, видимо, так рвалась в мир ее мать.

За оставшиеся два летних месяца Маша поправилась, появились плюс-минус румяные щеки, блестящие глаза и нормальная детская улыбка. Энурез исчез, так же как и тики. «Бабушка все время ходит за мной, то с молочком, то с компотом, то с оладушкой, днем спать заставляет, я целый день то на реке, то в лесу. К скрипке месяц вообще не прикасалась, как посмотрю на футляр – тошнит. А как тошнить перестало, начала играть», – рассказывала мне Маша перед школой.

Но маму было не остановить. Машу вернули в ЦМШ, опять начались экзамены-зачеты, крики и скандалы, все Машины симптомы тоже немедленно встали на законное место… Она закончила ЦМШ, потом консерваторию, потом аспирантуру. Играет в маленьких ансамблях, иногда выступает на конкурсах. Ее зарплата два года назад составляла – вы только не падайте! – полторы тысячи рублей в месяц. Со всеми выступлениями и подработками она выпиливает из скрипки примерно пятнадцать тысяч. Личной жизни нет, хотя девушка очень красивая. Живет с мамой. Ужасно печальная история.

Итог – полное истощение ресурса

Тяжелый, но очень характерный случай, когда ребенок становится «нарциссическим расширением» родителя, инструментом для достижения целей матери, а не своих собственных. Все, чего хотела трехлетняя Маша, – петь в хоре детские песенки, ходить в садик к подружкам, гостить летом у бабушки. В ее картине мира не было мировой сцены, света рампы, дорогих контрактов. Об этом грезила ее мама, яркая, эгоистичная, не слишком чуткая женщина, которая жила в уверенности, что мир ей сильно задолжал. Но своих талантов не хватило, чтобы пробиться на самый верх («Ведь я этого достойна!»), поэтому она присвоила дар дочери, стала его эксплуатировать в лучших традициях захватчиков и оккупантов. До полного истощения ресурса.

Не люблю я матерей-тигриц. Все время хочется сказать: «Уважаемая, иди-ка ты на работу. Там тебе и признание будет, и поле для интриг, и восхищение, и враги полноценные. Оставь ребенка в покое, дай пожить». Но работать – это тяжело, небезопасно, можно столкнуться с обесцениванием и провалом.