К сожалению, мамонтенок из детской песенки был неправ: очень даже «бывает на свете, чтоб были потеряны дети». Но пусть он не отчаивается: им можно помочь. Корреспондент «Психологии» Мария Федоренко съездила в «Китеж-2», чтобы посмотреть, как там все устроено, и пообщаться с его обитателями.
ЧТО МОЖНО СДЕЛАТЬ
В «Китеже» и «Китеже-2» (он же «Орион») дети не просто живут в приемных семьях, но и проходят психотерапию в рамках созданной бывшим спецкором-международником и комментатором Дмитрием Морозовым воспитательной психотерапевтической системы.
«ОРИОН» — МАЛЕНЬКИЙ «КИТЕЖ»
До «Китежа-2» можно добраться за час-полтора на маршрутке от метро «Теплый стан». От остановки меня забрал Антон, заместитель руководителя общины, иначе мне пришлось бы несколько километров идти пешком — общественный транспорт в «Орион» не ходит.
Современные коттеджи стоят полукругом вокруг главного дома, в нем находятся столовая и зал для дискотеки, оборудованный внушительными колонками, а на втором этаже — школа. Вокруг — поле и лес, вдалеке виднеется деревня: территория у «Ориона» большая.
Мне сразу же предлагают остаться на ночь и напоминают, чтобы я не пропустила обед в два часа. Я осматриваюсь в домике: у меня на выбор две крохотные комнаты. В каждой из них по две кровати и по длинному и узкому окну, из которого открывается очень живописный вид. Я оставляю в той из комнат, где есть стол, свои вещи и иду в круглый дом.
Я сразу же встречаю Веру и Настю, которые живут здесь уже четыре года, они приемные дети руководителя центра Маши Шибаевой. Девочкам лет по 14, и они проводят для меня небольшую экскурсию, явно с удовольствием, и помогают сделать мне чай. На третьем этаже мы находим пыльный узкий и темный, в общем, очень заманчивый для ребенка с воображением коридор, который тянется вдоль круглых стен зданий.
— Мы здесь бегаем, это весело! — рассказывают они.
Скоро нас приглашают к столу. На обед у нас куриный суп с вермишелью, к ужину готовят рис с овощами. Если кто-то останется голодным, это можно исправить: в большинстве домов есть кухни, где можно что-то приготовить.
После обеда ребята долго моют посуду: у них дежурство, все уборки расписаны. Все расходятся, на диване остается высокий загорелый молодой человек. Его зовут Сергей, он преподаватель, строитель и фермер и приехал сюда из «Китежа» строить «Орион» с нуля. Он преподает математику и географию, а прямо сейчас идет доить коз. Я иду с ним — мы моем козе вымя теплой водой с мылом, доим ее и угощаем сушками. Молока получается совсем немного, но оно очень вкусное.
Потом я играю с Даней. Ему три с половиной года. Даня говорит немного неразборчиво, но ведет себя жизнерадостно. Он единственный здесь с небольшим отклонением в развитии, но, по мнению Дмитрия Морозова, он еще подтянется. Обычно в «Китеж» не берут детей с отклонениями, так как здесь нет нужных специалистов.
На улице я встречаюсь с хрупкой темноволосой девушкой — это Маша Шибаева, и мы отправляемся к ней домой. Дома уютно. У детей нет карманных денег, но ребенок участвует в экономической игре и при желании может сам заработать на необходимую ему вещь, а также может получить премию за активное участие в каком-либо проекте, которую есть возможность потратить в ближайшей поездке в город — в Калугу или Москву. С компьютерами проблем нет, а вот Интернета мало, и он дорогой и медленный. Вещи переходят от старших детей к младшим, что-то привозят в «Орион» в подарок, что-то докупается.
У Маши четверо приемных детей: сестры Вера и Настя, а еще Руслан и Ваня. Первых троих она взяла, еще не будучи замужем. Руслан — самый любознательный, он смотрит немного исподлобья и немного волнуется, когда спрашивает меня, кем я работаю и что именно делаю.
Маша рассказывает, что дети любят, когда приезжают гости, но ценят свое личное пространство: «Наш дом всегда открыт. При этом есть своя комната, свои вещи. Свой дом, своя семья, для них это свято. «Ты приехал ко мне в гости», — они друг друга ставят на место».
Маша — воспитанница «Китежа». Детство она с мамой и братьями провела в военных городках, а потом в деревне в Тверской области. «Сначала мы приехали в «Китеж» ненадолго, посмотреть. Мне тогда было 10 лет, и, естественно, мне там совсем не понравилось. Я была избалованным ребенком, а там каша на воде, и мы таскали из кухни хлеб с растительным маслом». Но к восьмому классу Маше стало совсем неуютно в тверской деревне — она сильно выделялась среди других детей и хорошей учебой, и амбициями. И они с мамой и маленькой сестренкой переехали в «Китеж».
Сейчас Маша хочет окончить институт, в котором она училась заочно четыре курса и который бросила из-за необходимости строить «Орион». Она хотела стать археологом и ездить в экспедиции, но после разговора с Дмитрием и размышлений осталась: «Как я могла от этого уехать? Это целый свой мир».
Маша рассказывает, что в 2000-м она приняла самое активное участие в создании «Малого совета» — организации, которая позволила детям самим организовывать жизнь в «Китеже»: «Из старших детей стали создавать команду. Это была попытка замотивировать детей. Тогда они были отдельно друг от друга, не было дружбы. Было необходимо создать общую культуру».
Дети не только проводили зарядку и делали расписание мероприятий, но и открыли свою фирму «Бизнес-кидс», в рамках которой они разводили бычков на продажу, выращивали картофель, выпускали газету. Они даже ходили на педсоветы и преподавали: «У нас было по два урока в день железно». Наконец, в 2001 году была создана игра «Я строю мир» — та самая воспитательная система по авторской методике Дмитрия Морозова, которая и отличает «Китеж» и «Орион».
«Я СТРОЮ МИР»
Выясняется, что игра рассчитана на всю жизнь. Все дети должны «получить» три ступени. Смена ступени проходит через инициацию — это набор известных психологических тренингов: зеркало, падение на доверие, прогулка по страхам.
— «Пупсы» — совершенно безответственные существа, раньше уходят с дискотеки, им надо познавать законы общины и слушаться родителей. Вторая ступень — это ученик. Для него важна хорошая учеба. Третья ступень — это наставник, он проявляет сознательность и самостоятельность. Нужно получить шесть ступеней: «Искренность», «Красота и гармония», «Непрекращающееся познание», «Воля, дозволение, смирение, послушание», «Смелость, благородство», «Благодарность, терпение».
Я уже запутываюсь. Мы допиваем чай, Маша снова ставит чайник и просит уйти ребенка, который с любопытством прислушивается к нашему разговору.
— И вот ребенок долго и упорно набирает ступени, каждая занимает примерно полгода, и он может ее потерять. Каждая ступень отрабатывает какую-то ценность. «Красота и гармония»: например, ребенок не заправляет постель, не закрывает тюбик с пастой, выглядит неопрятно. Красота и гармония должны быть и внутри, и снаружи. И где сложность, там с этим и работают. В рамках ступени есть свои механизмы. Например, ребенок говорит: «Я хочу работать над ступенью «Воля, дозволение, смирение, послушание». Я учусь в 9-м классе, потом хочу поступить, у меня есть цели, я должен учиться и сидеть дома». У нас есть Малая группа, ее у нас проводят ученики. Они вместе обсуждают, какие у ребенка цели, что получилось, что нет. Дети приносят блокнотики, листочки с целями. И таким образом, у нас есть возможность отслеживать, что происходит, и ребенок знает, что его ждет Малая группа. Только старший товарищ может повлиять на ребенка. Каждый по кругу может высказаться, что он понял за последние сутки от общения с наставниками, с родителями в рамках этой игры. У нас есть основной свод законов — это обет ученика. Почти стихотворение:
Я оставил прошлое в прошлом,
Я разрушил стену недоверия,
Буду беречь цветы и деревья.
Пойму сильных,
Помогу слабым.
Маша продолжает рассказ:
— Мы заставили детей следить за собой в течение дня, мы сделали их включенными в жизнь. Чтобы они не проходили мимо валяющегося фантика и обращали внимание, что открыт мусорный бачок. Почему? Потому что «Китеж» — наш дом. Это не чужая улица, это твой мир. Это у нас было почти преступлением — не заметить фантик или бачок, это надо настолько не видеть окружающий мир, мы наказывали лишением ступени.
— А если ребенок не хочет играть в игру? — спрашиваю я.
— Бывает такое, — отвечает Антон, который присоединяется к беседе. — У нас были проблемы с Димой, которому 9 лет, а ведет он себя, как будто ему 5, — не хочет и все. Я ему говорю: «Хорошо. Но все в нашем мире здесь подчинено правилам. Не хочешь выполнять свою часть правил, и мы не будем свою. Не будет тебе никакого компьютера, дискотек и гулянок. И он через неделю с горящими глазами сам принес эти цели».
К нам на кухню заходит бодрый мужчина с бородой. Это Дмитрий Морозов, он рассказывает про ночное происшествие. Кто-то ночью зашел на территорию сообщества и застрелил из ружья двух козлов. Милиция пишет протокол, но, как выясняется позже, никакого дела возбуждать не собирается, так как козлы были подарены, а значит, нет материального ущерба. Сергей хоронит козлов на их же пастбище. Все обеспокоены безопасностью детей, и обсуждают, как построить забор.
— А для взрослых есть система правил?
— Есть негласная система правил для взрослых. С утра планерка. 15 минут на дела, 15 минут — на цели. У кого-то есть цель внимательно относиться к остальным, заботиться о внутреннем состоянии. Есть такой метод Бенджамина Франклина — когда берешь одно из качеств, которых тебе не хватает. И его ведешь неделю, потом меняешь. У него было 13 качеств, мы взяли больше. Например, выработка характера.
Маша и Антон говорят, что для них игра стала жизнью, им с ней жить гораздо удобнее, появляется смысл жизни.
ВОЛОНТЕР БЕН ДУНКАН
Симпатичный парень с растрепанной шевелюрой, похожий на Тома Сойера, на улице ровняет дорожку, ведущую к одному из будущих домов. Он волонтер и здесь уже третий раз. В общей сложности провел здесь 5 месяцев. Он рассказал мне, что приехал сюда из городка Кидлингтон, недалеко от Оксфорда. Он пишет диссертацию о сельском хозяйстве в России 1920-х годов и долго рассказывает, как он восхищается российской культурой. По его словам, учитель из него так себе, но ему нравится быть частью «рая на Земле»: «Красивые дома, люди с благородной миссией — помогать травмированным детям стать нормальными и даже очень умными и прекрасными».
Мы пьем чай, и он намазывает майонез на хлеб и говорит:
— Я боялся русской еды, но мне она очень нравится.
— Это не русская кухня! — возражаю я.
— Это кухня «Ориона», — улыбается он.
ОТЕЦ-ОСНОВАТЕЛЬ
С Дмитрием Морозовым удается пообщаться на следующий день, когда мы обедаем пельменями и солеными огурцами. Я знакомлюсь со Святославом, родным сыном Дмитрия. Ему лет семь на вид, у него очень умные глаза, и он совсем не стесняется расспрашивать меня про мою работу. За обедом Дмитрий занимает всех рассказами из своих путешествий. Когда я прихожу в его дом, чтобы взять интервью, он копает землю у дома и с неохотой отставляет лопату в сторону. На стенах гостиной висят картины с горными пейзажами, похожие на полотна Николая Рериха. Оказывается, Дмитрий написал их сам.
Дмитрий живет поочередно то в «Орионе», то в «Китеже» — по неделе за каждый приезд. Несмотря на большое количество работы, он написал уже шесть книг. Также он получил орден Почета «за заслуги в воспитании детей и укреплении семейных традиций» в 2005 году, а в 2008 году стал членом экспертного совета Комитета по делам женщин, семьи и детей Государственной думы РФ. Сейчас ему 50 лет, и детьми он занимается с 24 лет. В его доме было воспитано семь приемных детей.
Я сразу спрашиваю, удается ли в «Китеже» исправить травмы, с которыми к ним попадают дети.
— Бывали случаи, когда это получалось, но их куда меньше, чем случаев, когда не получалось, несмотря на все усилия и уверенность, что мы правильно все делаем. Поэтому понадобился «Китеж», развивающая среда, огромное количество людей, приемные семьи. Мы пытаемся атаковать, условно говоря, образ мира, который есть у наших детей-сирот, со всех сторон. Базовая проблема у всех сирот одинаковая, даже в песнях Джона Леннона есть ощущение, что мир к тебе в целом враждебен и неуправляем. А значит, надо помалкивать, таиться. При этом ребенок-сирота может просто искриться улыбками, а его реальное отношение к миру будет прятаться под улыбкой, как за щитом.
Дмитрий рассказывает о том, что они стремятся дать ребенку заново пережить состояние любви и создать «безопасную привязанность», а также помочь ему выстроить самые разносторонние связи с теми, кто вокруг.
— Мы их учим разумной дисциплине и показываем хрупкость мира, в котором они живут, потому что денег мало, все дается трудом, в том числе и их трудом. И любое разбитое стекло — это удар по их карману. Они полны негатива к нам приходят, ругаются между собой, цепляются друг к другу, старшие пытаются выставить младших, ну все как обычно. Мы пытаемся объяснить им, что если ты сам будешь добрым и будешь строить такой же мир, то все у тебя сложится, как надо.
— А кто устанавливает правила?
— Эти нормы мы частично позаимствовали у Британской ассоциации терапевтических сообществ, членами которой мы являемся, «Честерхауз груп», а в остальном — я устанавливаю. Я сформулировал их, взяв их из жизни, на основе здравого смысла и из своего богатого опыта.
По словам Дмитрия, в «Китеже» и «Орионе» взрослые не могут сказать «мой рабочий день закончен»: «Мы все связаны вместе очень тонкими линиями отношений, дружбы и сотрудничества. К тебе в дом могут постучаться за помощью в любой час».
— А остается ли пространство для развития индивидуальности ребенка?
— Мне кажется, что в наших условиях индивидуальность расцветает. Мы рисуем, пишем, у нас свой театр, в нашей школе три кандидата наук, три аспиранта — в деревне!
— Почему общину создали не в условиях города, где многим детям придется потом жить?
— Так намного удобнее. Нет влияния, когда ребенок выходит во двор и видит рекламу сигарет. Мне кажется очевидным, что на момент терапии не должно быть возбуждающих и раздражающих примеров перед глазами. Если вы хотите, чтобы он не пил, не хотел стать бомжом, не дрался, не ругался матом, сделайте так, чтобы вокруг не было образчиков. Он станет взрослым и сам решит, пить ему или не пить, ругаться матом или нет. И потом я считаю, что нормальному человеку приятнее жить за городом.
— А что у вас за программа для трудных детей, которых можно к вам привезти?
— Это не программа, они просто живут нашей жизнью. Чаще всего в проблемах детей виноваты родители. Они очень не любят слушать наши советы, а мы говорим, что надо себя по-другому вести и перестать давать ребенку деньги. Проявите характер и посадите его за уроки. Вообще-то, когда родители откупаются от ребенка деньгами, вместо того чтобы поговорить, это всегда очень плохо. Научный факт: у детей из многих московских состоятельных семей набор проблем тот же, что у наших сирот.
— Меняется ли со временем ваша педагогическая концепция?
— Да, мы ездим на конференции, помимо российских, общаемся с англичанами и американцами. Проблемы названы: дети-сироты отстают в развитии, им нужна ласка. Наш способ решения — самый эффективный, но и самый трудный и затратный. Он требует от тебя изменения стиля жизни, ты не можешь ходить просто в 8 часов на работу, это не может быть системой для всей России.
ОПЫТ «КИТЕЖАНКИ»
Уже в Москве я встречаюсь с Валентиной Канухиной, которая училась и жила в «Китеже» с 12 лет, а сейчас учится на 5-м курсе РГГУ на филологическом факультете, работает лаборантом, дает уроки английского языка, а еще увлекается файер-шоу и вокалом. Это очень приятная и открытая девушка. Она рассказывает о своих впечатлениях о «Китеже»:
— Я приехала на зимние каникулы и помню, что, когда мы ложились спать, приемная мама Лена нам включила мелодичную музыку и зажгла свет за перегородкой, и это настолько радикально отличалось от детского дома! Но мне было очень жалко уезжать оттуда. С тех пор я ни с кем из cвоих друзей не общалась.
Мы сидим на траве в парке «Коломенское», несмотря на опасения Вали, что нас могут прогнать милиционеры. Она долго рассказывает о своих друзьях, а потом я спрашиваю ее, как она отнеслась к игре — системе воспитания в «Китеже». Оказалось, что при ней она только формировалась.
— Помню, мне очень понравилось, что в столовой меня не заставляли есть. Один раз я не доела, и мне сказали: «Валя, если ты не хочешь есть, попроси, чтобы тебе положили поменьше!» И меня это поразило! Это было так просто и гениально! И принцип того, что все в мире просто решается, теперь у меня в сознании есть благодаря «Китежу». Если тебя что-то не устраивает, всегда можно пойти и договориться.
— Стала ли приемная мама тебе родной?
— Я не могла провести никакого разграничения между своей биологической мамой, в ее хорошем состоянии, и моей приемной мамой. Но сейчас они живут в Самаре, и мы не общаемся, я думаю, потому что у них вообще испортились отношения с «Китежем».
— Есть ли разница между обучением в обычной школе и в китежской?
— Разница огромная. В «Китеже» все учителя — твои хорошие друзья или почти родственники, это похоже на домашнее обучение. О том, чтобы прогулять урок, в «Китеже» не может быть и речи, если только спрятаться в лесу. У меня не было проблем с учебой, мне очень нравилось, что на уроке можно пить чай.
— Хочешь ли ты вернуться в «Китеж» и остаться там?
— Раньше я хотела точно ехать в «Китеж», но в последнее время мне стало интересно, что еще в мире происходит. «Китежане» меня не до конца понимают. Они хотят, чтобы я вернулась, а я пытаюсь им объяснить, что это не значит, что я изменилась в плохую сторону и их больше не люблю. Я езжу в «Китеж» не очень часто, тяжело переключаться, «Китеж» — это микрокосмос.
Юлия Василькина,
психолог, социолог
6 СТУПЕНЕЙ В ИДЕАЛЬНЫЙ МИР
Психотерапевтическая система — это очень серьезно, и реализовывать ее должны специалисты, не говоря уж о том, что недостаточно быть просто «умным парнем», чтобы разработать нечто подобное. Дмитрий Морозов же открыто говорит, что данная система построена частично на его здравом смысле. В методологическом плане это просто несерьезно. Возможно, в этой ситуации можно говорить о «приемах», но даже их применение в столь широком масштабе требует определенного педагогического или психологического образования.
Подобные сообщества зачастую остаются «вещью в себе», и их воспитанники либо плохо адаптированы к обычной городской жизни, либо, не найдя в ней места, возвращаются в закрытое сообщество, чтобы продолжать воспитывать новые поколения на тот же лад. Да, перед их лицом нет отрицательных примеров, но это не только не означает того, что они будут защищены от таких судеб в будущем, но и создает опасность этого. Выходя в мир и понимая, что он вовсе не такой, каким был до этого, на волне мощнейшей реадаптации к реальности риск алкоголизации и влияния асоциальной стороны жизни велики.
Система ступеней вызывает интерес, так как ориентирует ребенка путем освоения общих ценностей и личных целей. Но средства их достижения ограничены пространством «Китежа» и «здравым смыслом» его воспитателей. Ребенку-сироте гораздо лучше быть усыновленным или жить в детском доме семейного типа, чем находиться в обычном государственном, и единомышленники Морозова вызывают уважение.
Катерина Демина,
детский и семейный психолог
СТЕРИЛЬНАЯ СРЕДА
Авторы называют «Китеж» и «Орион» терапевтической общиной. Абсолютно новое слово в педагогике и психологии, то есть психотерапия происходит непрерывно и постоянно. Но где настоящая жизнь этих детей? Как они будут жить после совершеннолетия? Как они будут выстраивать отношения с другими людьми, с противоположным полом (ведь здесь они все время на виду, темных лестниц и чердаков, чтобы обниматься и целоваться, в «Орионе» нет)?
Все общее, личного пространства нет («двери никогда не закрываются, одежда переходит от старших к младшим»), питаются в столовой, общие сборы и разборы полетов. В качестве родителей — профессиональные мамы, про пап или про супружеские пары практически ничего не сказано.
Дети не могут сами куда-то уходить, у подростков нет карманных денег. Самое главное: они изолированы от внешнего «грязного и плохого» мира. Создана некая стерильная и высокоморальная среда, которая очень сильно отличается от реальной жизни.
Противопоставление общинной «чистой и правильной» жизни — жизни в социуме, где есть разврат, насилие, алкоголь и наркотики.
До самого конца непонятно — это что? Семейный детский дом (точно нет), приют, колония для девиантных подростков? Я признаю заслуги уважаемого учителя. Но хотелось бы называть вещи своими именами. На мой взгляд, «Орион» и «Китеж» — это такой вариант хорошего детского дома. Учреждение. Было бы неплохо это понимать. По сути ничего не поменялось, просто работают более профессиональные и гуманные люди.