Продолжая серию бесед с практикующими психотерапевтами с многолетним (от 10 до 20 лет) стажем, предлагаем вашему вниманию интервью с известным гештальттерапевтом, директором Белорусского института гештальта Игорем Погодиным.
НАША ПСИХОЛОГИЯ: Способна ли психотерапия улучшить качество жизни? Для чего она нужна?
ИГОРЬ ПОГОДИН: Психотерапия, безусловно, предназначена для улучшения качества жизни, но это не является ее целью. Скорее это побочное действие хорошей терапии. Мы никогда не говорим клиенту: «Давай сделаем так, чтобы тебе стало лучше жить». Но по мере того, как терапевтический процесс приобретает эффективность, человек начинает замечать, что его жизнь становится богаче. Психотерапия – это искусство жить. Если «заузить» – она предназначена для формирования вкуса к жизни.
НП: Психотерапия помогает обрести вкус к жизни?
Ю.П.: Вкус жизни, краски жизни. Хотя порой эти краски, этот вкус могут быть очень неприятными, болезненными.
НП: Занимаясь психотерапией, можно прикоснуться к вещам болезненным. Но что дает это прикосновение? Многие говорят: «Я не хочу в себе копаться. Зачем это надо? Как я был в забытьи, так и останусь в нем».
Ю.П.: Утрата чувствительности тотальна. Невозможно избавиться от переживаний, боли или стыда и сохранить восприимчивость к радости, нежности, теплоте, восторгу. Как «устроены» люди, пережившие утрату? Они когда-то, чтобы не чувствовать боль, стыд или другие сильные чувства, которые им казались невыносимыми, решили «отказаться» от них вместо того, чтобы мучиться каждый день и час. Но сил на этот запрет люди тратят настолько много, что не могут даже радоваться. Классический пример подобной ситуации продемонстрирован в фильме «Глаза ангела». Главный герой теряет в автокатастрофе семью – ребенка и жену. И после этого трагического случая предпочитает психологически умереть. Он отказывается от своих хобби, удовольствий, его лицо становится безрадостным. В какой-то момент он встречает женщину-полицейского (Дженнифер Лопес), которая вытаскивала его из машины пять лет тому назад. Главный герой вспоминает ее глаза, и между ними завязываются отношения. Опять появляется нежность, благодарность, они влюбляются друг в друга. И это катастрофично. Почувствовав вкус к любви, человек не может больше удерживать боль. И все чувства в полной мере захлестывают его. Нельзя запретить себе одни чувства, а другие испытывать в полной мере. Например, сказать себе: «Радоваться я буду, а вот боль переживать – нет». Восстановление вкуса к жизни зачастую происходит через способность людей чувствовать боль, вину, гнев, стыд, ярость. И этим чувствам тоже надо дать жить.
НП: Пройти этот путь можно с помощью хорошего психотерапевта…
Ю.П.: Слово «можно» – ключевое. Мы можем скатиться к слову «нужно», а психотерапия – это роскошь. Человек, который готов рискнуть сделать свою жизнь ярче, вкуснее, но в то же время сложнее, как правило обращается к психотерапии. Я глубоко убежден, что меня переживание боли формирует не в меньшей степени, чем переживание радости, вдохновения, сексуального возбуждения. Печаль, гнев влияют на меня не меньше, чем симпатия, любовь.
НП: Получается, что, если человек произносит: «Я не хочу чувствовать боль», он одновременно говорит: «Я не хочу испытывать радость». Хотя многие этого не понимают.
Ю.П.: Все наши чувства взаимосвязаны. Мать, потерявшая в автокатастрофе ребенка, приходит к психотерапевту и говорит: «Мне очень больно от этого!» Но если специалист спросит у нее, хочет ли она забыть своего сына, конечно же она ответит «нет». Эта жизненная ситуация хорошо иллюстрирует то, что мы не можем ампутировать часть своих чувств. Не получается забыть боль и сохранить только воспоминания нежности к сыну. Оба эти переживания неразрывно связаны.
НП: Существуют противоположные утверждения о пользе и вреде психотерапии. Довольно часто говорят, особенно мужчины: «Да, конечно, она полезна больным людям, невротикам. Психотерапия – удел глубоко ущербных людей, которым в этой жизни что-то не ясно. А нам все и без того понятно, мы самодостаточны и нечего нам ходить к психотерапевту».
Ю.П.: Гештальттерапевты Ирвин и Мириам Польстер пишут: «Психотерапия слишком хороша, чтобы доставаться только больным». Мне кажется, это одна из иллюзий, что психотерапия предназначена для того, чтобы лечить человека. Цель психотерапии — восстановить и поддержать вкус к жизни. Но, как говорится, «можно подвести ишака к воде, но пить его не заставит даже шайтан». Мы можем создать условия в процессе терапии, благодаря которым человек захочет восстановить вкус к жизни и столкнуться с теми сложными чувствами, про которые мы говорили. Если терапия идет успешно, то может исчезнуть значительная часть симптомов, которые раньше мучили человека. Например, мигрень, гастрит, язва. Симптомы психосоматических заболеваний нивелируются или пропадают. Психотерапия предназначена для людей, которые страдают от заболеваний, имеющих психологическую природу, – психосоматических либо психических.
НП: Но если вы не страдаете, это не значит, что у вас нет проблем. Я правильно понимаю?
Ю.П.: Совершенно верно. К психотерапии люди обращаются тогда, когда они готовы к этому. Чаще всего фразы «у меня все нормально, психотерапевт нужен только больным» говорят те люди, которые потратили значительную часть своей жизни на построение защиты. В наше время подавляющее большинство клиентов в психотерапии – это здоровые с точки зрения психиатрии люди. Если бы, скажем, Александр Гордон, интервью с которым было опубликовано в журнале (читайте интервью с А. Гордоном в «НП» № 6, 2011 г. – ред.), рискнул не прятаться за свои категорические шаблоны и ценности, то мог бы соприкоснуться с теми чувствами, которые сделали бы его жизнь гораздо витальнее, ярче, трогательнее, разнообразнее.
НП: Основными клиентами психотерапевтов являются женщины?
Ю.П.: Среди моих клиентов примерно 60% составляют мужчины.
НП: Но это исключение. А если брать среднюю температуру больных по больнице?
Ю.П.: Чаще всего за услугами психотерапии обращаются женщины. По какой причине? Им гораздо меньше нужно заботиться о том, что мешает быть чувствительными. Мужчинам приходится постоянно думать об успешности, о том, чтобы добывать хлеб, конкурировать, сражаться. Где уж тут быть чувствительным? Для мужиков это значит – распускать нюни.
НП: Это особенности традиционного, патриархального, маскулинного общества?
Ю.П.: Совершенно верно. Иную картинку я замечаю в европейских странах. В них гораздо меньше «патриархализации» в обществе. Гораздо больше, чем в нашей стране, мужчин обращается к психотерапевтам. Среди заинтересованных в психотерапии все равно больше женщин, но разрыв в процентном соотношении гораздо меньше. В России мужчины реже прибегают к психотерапии по той простой причине, что отказ от своих чувств – это способ выживать. Стань мужчина более чувствительным, в социальном плане его просто раздавят. Исключение – успешные люди творческих профессий, артисты. Когда такие люди обращаются за психотерапией, как правило в процессе они долго не задерживаются. Благодаря их восприимчивости, эмоциональности, жизнь быстрее становится другой. Просто чувства, дающие толчок к творчеству, они начинают размещать в своей жизни. Иногда они приходят и говорят: жизнь моя изменилась, а писать я стал меньше, почему? Думаю, для того, чтобы много, хорошо и талантливо писать, нужно быть немножко сумасшедшим.
НП: Нужно иметь некую непроходящую боль?
Ю.П.: Так же как для психотерапии. Как показывает практика личная и моих успешных коллег, хорошими терапевтами становятся именно те люди, которые имеют свой, трагический по большей части, опыт столкновения с болью. Психотерапевты – это, как правило, самые израненные жизнью люди. Учиться психотерапии начинают, планируя помогать другим людям. На поверку через полгода, максимум год, становится очевидным, что эти люди пришли «врачевать» свои открытые душевные раны. А успешными терапевтами становятся те, кто рискнул и дал себе возможность переживать боль и долгие мучения. И тогда раны потихоньку превращаются в рубцы. Очень чувствительные рубчики на душе, на сердце терапевта, благодаря которым он впоследствии работает. Это позволяет быть чувствительным к тому, что происходит с другими людьми, и не разрушаться от этого, а быть полезным. Использовать в качестве инструмента чувственный опыт.
НП: Именно поэтому молодой терапевт – это нонсенс…
Ю.П.: Как правило, стабильно работающий терапевт – это терапевт старше 30–35 лет. Мы работаем скорее на основе чувствительности, эмоционального опыта. Это позволяет нам быть более проницательными. Мы можем услышать в голосе то, что еще не подсказывает человеку его закрытое сердце. Услышать глубоко запрятанную боль, и тогда порой мы начинаем переживать раньше клиента и понимать его, такое бывает.
НП: Может ли психотерапия сократить вероятность инфарктов в будущем? Проводились ли исследования на эту тему?
Ю.П.: Конечно же, были обширные исследования. Начиная с 1952 года, когда Айзенк опубликовал первое исследование об эффективности терапии. Но берусь утверждать – любое исследование об эффективности терапии совершенно бессмысленно. По какой причине? Потому что все исследования, а за шестьдесят лет их проведены тысячи – кстати, Международной психоаналитической ассоциацией был даже создан комитет по науке – имеют противоречивые оценки. Половина исследователей доказывает, что психотерапия очень эффективна, другая часть утверждает обратное. По какой причине? Проблема, мне кажется, заключается в критериях, их принятие совершенно волюнтаристское. Например, мы сейчас обсуждаем, что, на мой взгляд, критерием эффективности терапии является вкус к жизни, а его никак не замеришь. Продолжительность жизни никак не является критерием эффективности, на мой взгляд. Может, человек хорошо питался или бухал меньше. Критерии невозможно выделить.
НП: Какие виды психотерапии существуют?
Ю.П.: На данном этапе развития психотерапия довольно богата. По крайней мере, два-три года назад Европейская ассоциация психотерапии насчитывала более четырех сотен направлений и школ модальности психотерапии. Я думаю, это сильно преуменьшенная цифра, их сейчас значительно больше тысячи. Только крупных школ и направлений около пятидесяти. И они все отличаются друг от друга, как небо и земля. Гештальттерапевт отличается от психоаналитика по философии радикально. Другое дело, что талантливые терапевты в своей работе могут обнаружить много схожего. По той причине, что в какой-то период своей жизни они выходят за рамки парадигмы и работают исключительно собой, своим сердцем. И аналитики это делают, и гештальтисты. Хороший аналитик тоже зачастую работает именно собой, не интерпретацией, не знанием, не концепцией, а собой.
НП: Как понять, готов ты к терапии или нет?
Ю.П.: Психотерапии вне сферы готовности не существует.
НП: Что психотерапия может дать и чего она точно не дает?
Ю.П.: В основном – чувствительность, способность выбирать, испытывать вкус жизни, осознавать происходящее. Если мужчина или женщина вдруг замечает неудовлетворенность происходящим в своей жизни, то чаще всего человек сталкивается с дефицитом радости, любви, одиночеством, отсутствием в окружении людей, на которых можно опереться. Всегда есть недовольство или другие беспокоящие симптомы.
НП: Но это именно неудовлетворение. Он понимает, как он не хочет жить. Вопрос: а как же он хочет? Все время нужно определять через «не» себя?
Ю.П.: Это не обязательно для начала психотерапии, потому что это очень трудный вопрос. Большинство из нас привыкли жить, зная, чего мы не хотим. У нас нет культуры «хотеть». Отчасти в нашей жизни это трудно, отчасти это, наверное, наследие советских времен. Сильное ли это влияние? Думаю, довольно сильное. Мы привыкли «не хотеть». Это выгодно, удобно, когда человек «не хочет». У нас нет привычки «хотеть». Но мы уже приобрели привычку того, что нам что-то не нравится. И зачастую человек обращается к психотерапии, когда ему что-то не нравится. Он еще не знает, что он хочет. Это не значит, что нужно его отправить, сказав: «Вот когда узнаешь, чего хочешь, тогда и приходи». Это задача терапии – помочь человеку стать чувствительным к тому, как он хочет жить, выстроить личные ценности и в результате вернуть вкус к жизни.
Игорь ПОГОДИН
Кандидат психологических наук, директор Института гештальта, ведущий тренер и член профессионального совета Московского гештальтинститута. гештальттерапевт, супервизор, преподаватель гештальттерапии, специалист в области кризисной психотерапии. Главный редактор «Вестника гештальттерапии». Действительный член Европейской ассоциации гештальттерапии (EA GT), Международной федерации организаций, преподающих гештальт (FORGE), Белорусской ассоциации психотерапевтов, Всероссийской профессиональной психотерапевтической лиги. Научный консультант отделения кризисно психологии социально-психологического центра БГПУ имени М. Танка. Автор более 230 публикаций, в том числе учебников, монографий, учебно-методических пособий.