Гениальные шизофреники Советского Союза. Часть 1

Мало кого удивит тот факт, что среди гениальных людей встречаются больные различными формами шизофрении. Своеобразность мышления таких гениев позволяет иной раз достигать огромных успехов в сфере как искусства, так и науки. Философ Вадим Руднев считает, что именно эти люди «определили культурное лицо ХХ века».

Советский Союз, особенно в те годы, которые еще несли на себе отпечаток Серебряного века русской культуры, был богат на гениальные личности. Показательно, что с течением времени творческие личности «оздоравливались», а их гениальность уменьшалась.

Читайте также: Гениальные шизофреники Советского Союза. Часть 2

Константин Циолковский

Константин Циолковский (1857–1935) – ученый и изобретатель, философ; основоположник и теоретик современной космонавтики.

Константин Циолковский еще в детстве стал «особенным». Глухота после скарлатины не позволила Косте продолжить обучение в школе. Он стал нелюдимым и настороженным, в его характере доминировал страх перед будущим. Ему приходилось пользоваться специальной трубкой, усиливающей звук чужого голоса, но великолепная память успешно компенсировала это неудобство. Постепенно он привык к замкнутой жизни, хотя продолжал «несколько бояться людей».

Странности в поведении, отражавшие своеобразие его мышления, проявлялись чудачествами: «На крыше своего деревянного сарая ученый время от времени выставлял щиты с надписями: “Жители города Калуги! Мы разучились смотреть на звезды”, “Завтра – день почитания облаков”».

В возрасте 35 лет хронические изменения личности у Циолковского превратились в социальную отгороженность. Поэтому связанные с ней поведенческие проявления отнюдь не были случайными. Тем более что в его родословной «имелось достаточно аномальных признаков».

Педагоги школы, с которыми он работал, относились к талантливому изобретателю «со снисходительным недоверием, если не сказать – с подозрительностью. Он не курил, не пил, игнорировал всякого рода “мальчишники” с обязательными и безудержными возлияниями, не брал подарков и подношений… – словом, не делал того, чем обычно занималось большинство провинциальных учителей».

Циолковскому были свойственны периоды депрессий и тяжелых сомнений, особенно в период создания первых теорий дирижабля и ракеты.

Его странности достигали степени психопатологических расстройств. Циолковский считал, что «неведомые небесные силы избрали для своих, только им известных целей именно его, глухого, чурающегося окружающих чудака, про каких в народе говорят обычно: “не от мира сего”… Однажды, дабы убедиться в разумности Космоса, он задумал вступить с ним в контакт и пожелал увидеть знамение в виде креста или человеческой фигуры… В другой раз “Неизвестные разумные силы” сами пошли на контакт». Теоретик космонавтики «не исключал существования ни эфирных, ни ангелоподобных гуманоидов… Более того, Циолковский допускал, что подобные высокоразвитые и высокоразумные существа до сих пор обитают на Земле и в ее окрестностях, однако невидимы нами.

Циолковский на протяжении всей жизни вступал в визуальный контакт с некими человекоподобными ноосферными образами, от которых получал важную информацию.

Писатель Юрий Нагибин вспоминает свое посещение Музея истории космонавтики в Калуге, где «в качестве гида выступил внук Циолковского, журналист. Он сразу сказал главное: дед был страшный человек. Фанатик и деспот. И шизофреник – последнее я вытянул из него с великим трудом, проговорившись в главном, он прямо-таки зафонтанировал разоблачениями. Старший и одареннейший из сыновей Циолковского покончил самоубийством (цианистый калий), потому что мучительно стыдился пустых, как он полагал, занятий отца, считал их бредом самоучки… Еще один сын покончил с собой в шизофреническом припадке, а еще один как-то подозрительно “надорвался”».

Можно предположить, что именно бредоподобная идея Циолковского «о возможности переселения людей на другие планеты… любым путем и любой ценой послужила мощным стимулом для уже подлинно научного обоснования этого “переселения”, а огромный интеллект и способность мыслить за пределами установившихся стандартов привели его к великим открытиям. То есть можно утверждать, что без бредовых идей Циолковский не пришел бы к гениальным и супероригинальным свершениям в науке», – считает психиатр, доктор медицинских наук Олег Виленский.

Гениальные прозрения Циолковского трудно объяснить только полученным образованием. В его случае мы располагаем практически полным набором симптомов шизотипического расстройства. Главные из них – преходящие галлюцинации и нарушение мышления, которые приводят к отбору маловероятных ассоциаций и комбинаций, что характерно как для больных шизофренией, так и для изобретателей.

Анна Голубкина

Анна Голубкина (1864–1927) – скульптор, творившая в духе импрессионизма и стиля модерн.

Скульптор Анна Голубкина всю свою жизнь отличалась житейской непрактичностью, которая доходила до того, что она не замечала, что ест, во что одевается. Костюм всегда состоял из серой юбки, блузы и фартука. В парадных случаях снимался только фартук… Художники и знакомые удивлялись мрачности ее характера.

Курить предпочитала только крепкий табак домашнего «самосада». Можно предположить, что некоторые маскулинные черты характера явились причиной того, что она «не выходила замуж и не имела своей личной семьи».

Современники отмечают, что у нее в юности и в зрелом возрасте не было никаких романтических увлечений. Этот факт свидетельствует о ее практически полной асексуальности, характерной для больных шизофренией.

Анна не любила фотографироваться. В доме при ее жизни фотографий не было. Корректнее, впрочем, было бы говорить не о «любви», а о страхе перед вспышкой фотоаппарата или бредовой тревоге, связанной с процессом фотографии.

В 1895–1896 годах Голубкина впервые поехала в Париж, но пребывание в нем оказалось непродолжительным из-за возникшего приступа психического расстройства. Вероятно, речь шла о дебюте шизофренического заболевания.

Но и после возвращения на родину она не оценивала критично свое состояние. Исследователь О. М. Добровольский так описал этот период: «по-прежнему возбуждена, нервно курит, уверяет, что совершенно здорова и непонятно, для чего ее опекают и держат взаперти, хотя уйти не пытается. Видеть никого не желает… На следующий день ее поместили в психиатрическую клинику профессора С. С. Корсакова… Голубкина вновь повторяла, что вполне здорова… заметив, что у нее есть враги, которые преследуют ее, строят козни… В истории болезни написано, что она страдает душевным расстройством в форме первичного помешательства… Анна Голубкина была на грани самоубийства».

Эмоциональное состояние Анны Семеновны отличалось большой неустойчивостью. Приступы необъяснимой и сильной тоски, которые продолжались месяцами, доходили до того, что друзья и знакомые переставали навещать ее. Не всегда адекватным становилось и поведение. Так, «во время революции 1905 г. бросалась навстречу казакам, повисала на сбруе коней, умоляла не стрелять в людей». Подобное поведение заставило признать ее психически ненормальной, когда она была привлечена к суду за хранение и распространение нелегальной литературы.

В марте 1907 года в связи с активным участием в революционном движении Голубкину поместили в тюрьму, где в знак протеста она объявила голодовку. Начальник зарайской тюрьмы направил секретное донесение начальнику Рязанского губернского жандармского управления, в котором докладывал: «Состояние ее было в высшей степени возбужденное; на другой день заключения у нее появились истерические припадки, выражавшиеся в визгливых истерических рыданиях; припадки эти были прогрессивны, а 26 числа припадок начался в 2 часа ночи и продолжался до 8 часов утра. Она пришла в полное изнеможение».

Психическое расстройство скульптора было неоднократно подтверждено в условиях судебно-психиатрической экспертизы. И сомневаться в его наличии уже не приходилось.

Летом 1915 года у Голубкиной вновь обострилось психическое расстройство: она «тосковала, все рисовалось в мрачном свете, мучила бессонница. Оказалась в частной клинике Савей-Могилевича на Девичьем поле». В связи с частыми обострениями заболевания, Анна Голубкина так и не смогла осуществить планы крупных скульптурных работ.

Впрочем, можно предполагать наличие позитивного влияния психического расстройства на ее творчество, которое становилось более оригинальным и своеобразным.

В 1914 году состоялась первая персональная выставка скульптур Анны Голубкиной в Музее изящных искусств, которая имела громадный успех. В советские годы Голубкина занималась преподавательской работой, а в двадцатых годах, получив должность профессора, руководила скульптурной мастерской во ВХУТЕМАСе, написала книгу «Несколько слов о ремесле скульптора». Шизофренический процесс, как видим, протекал у нее доброкачественно и с хорошей ремиссией.

Перенесенный Голубкиной в 1896 году психотический эпизод можно рассматривать как манифестацию шизоаффективного расстройства, которое потребовало срочной госпитализации в психиатрический стационар.

В последующие годы ее эмоциональная и поведенческая неадекватность (приступы бредового возбуждения и депрессий) проявлялась еще неоднократно.

Страстное увлечение искусством носило характер моноидеи, а весьма заметную «превышающую меру экспрессию и деформацию» скульптурных композиций, о которой говорят критики, можно отнести на счет психической патологии (бредовая интерпретация объекта). Именно это своеобразие скульптурного решения образа и придает работам Голубкиной неповторимый и легко узнаваемый облик – основную черту любого талантливого произведения.

Павел Филонов

Павел Филонов (1883–1941) – художник-экспрессионист; лидер «русского авангарда» и создатель особого направления «аналитического искусства».

Странности в поведении отмечались в течение всей жизни и у этого гения живописи. Он, например, закалял и истязал себя: спал на железной кровати без матраса, смотрел невооруженным глазом на солнце, жил в неотапливаемом помещении, жестоко ограничивал себя в еде.

По воспоминаниям поэта-футуриста Алексея Крученых, «Филонов вообще – малоразговорчив, замкнут, чрезвычайно горд и нетерпелив». Удивительное мироощущение художника передано в автобиографическом рассказе Велимира Хлебникова «Ка»: «Я встретил одного художника и спросил, пойдет ли он на войну? Он ответил: “Я тоже веду войну, только не за пространство, а за время. Я сижу в окопе и отымаю у прошлого клочок времени. Мой долг одинаково тяжел, что и у войск за пространство”. Он всегда писал людей с одним глазом…»

Примечательный патриотизм многих советских гениев разных профессиональных направлений зачастую выходил боком для развития и популяризации их творчества. У Филонова периодически возникала возможность устроить свою персональную выставку работ за границей, но он всегда отклонял такие предложения, считая, что «его работы должны быть показаны сначала на родине». Однако официальная советская критика называла художника «формалистом», «пoмeшaнным вpaгoм paбoчeгo класса» и сделала его на долгое время объектом ожесточенной травли. Он голодал, экономил на всем и зачастую из-за нехватки денег на покупку холста писал масляными красками по бумаге или картону.

В дневнике Филонова в сентябре 1933 года сделана такая запись. Один студент, «желая работать у меня, собирал обо мне справки в Академии у профессоров и студентов. Профессора ему говорили: “Филонов – ненормальный, сумасшедший, шарлатан”. Ученики говорили: “Не ходи к Филонову – он гипнотизер”».

Характерна и такая запись (1934 год.): «Утром женщина-рассыльный из Союза принесла мне письмо. В ее же присутствии я вскрыл конверт – там были пропуски на паек, продуктовый и промтоварный, и какая-то печатная приписка. Не читая приписки, я вернул женщине все это назад и сказал, что пайка не возьму… Она, недоумевая, говорила: “Как же можно отказываться, ведь это паек”».

Результат такой болезненной принципиальности был предсказуем, несмотря на то что художник пытался работать под чужой фамилией, чтобы как-то прокормить семью. В итоге Павел Филонов умер от голода в декабре 1941 года, в самом начале ленинградской блокады. Истощенный годами полуголодной жизни организм не смог перенести последнего сурового испытания. Жена пережила мужа на несколько месяцев.

Творчество Павла Филонова признается уникальным не только для русского, но и для мирового авангарда. Он не вписывается в определенные направления и стили.

Предложенный им аналитический метод явился не приспособлением старых методов на новый лад, а оригинальным способом образного претворения мира. «Кардинальное отличие Филонова от окружавших его художников авангарда – стремление сделать зримым принципиально невидимое… Он передает незримое не через видимое, как реалисты или кубисты, а находит для этого другие пластические решения… Художник разработал положения о “глазе видящем” и “глазе знающем”», – пишет искусствовед Евгений Ковтун. В живописи Филонов делал ставку на интуицию и сознательно вводил ее в свой метод аналитического искусства.

Единственная прижизненная персональная выставка Павла Филонова (1929–1930) была устроена в залах Русского музея. Картины провисели целый год, но разрешались только их «закрытые просмотры». В 1932–1933 годах ему позволили участвовать в выставке «Художники РСФСР», но это была последняя «милость» властей предержащих.

Трудно предположить, как развивался бы талант Филонова, если бы он не страдал шизофренией, «сделавшей его картины похожими на картины шизофреников всех времен и народов. Но поскольку у Филонова был феноменальный талант, то даже в картинах, сотворенных больным человеком, виден гений».

Для уверенной постановки диагноза шизофрении в материале о художнике Павле Филонове не хватает данных о перенесенных психотических эпизодах. Но сведения подобного характера часто намеренно остаются вне поля зрения биографов. Единственный автор, который прямо пишет о шизофрении, известный российский психиатр Михаил Буянов, возможно, располагал соответствующей информацией.

Черты личности Филонова и уникальное своеобразие его творчества полностью соответствуют критериям шизотипического расстройства. Страдающие этим заболеванием пациенты обладают генетической предрасположенностью к шизофрении.

Источники:

• Альфонсов В. Н. Поэзия русского футуризма // Поэзия русского футуризма. СПб. : Академический проект, 2001. С. 5–66.
• Ассонов А. В. В те далекие годы // К. Э. Циолковский в воспоминаниях современников. 2-е перераб. и доп. изд. Тула : Приокское книжное издательство, 1983. С. 10–23.
• Буянов М. И. Лики великих, или знаменитые безумцы. М. : Российское общество медиков-литераторов, 1994.
• Виленский О. Г. Психиатрия. Социальные аспекты. М. : Познавательная книга плюс, 2002.
• Глаголева Е. А. [Воспоминания] // А. С. Голубкина. Письма. Несколько слов о ремесле скульптора. Воспоминания современников. М. : Советский художник, 1983. С. 255–264.
• Голубицкий П. М. О нашем пророке (Письмо в редакцию) // К. Э. Циолковский в воспоминаниях современников. 2-е изд. Тула : Приокское книжное издательство, 1983. С. 6–10.
• Грушко Е. А., Медведев Ю. М. Энциклопедия русских чудес. М. : ЭКСМО-Пресс, 2000.
• Губина Л. А. [Воспоминания] // А. С. Голубкина. Письма. Несколько слов о ремесле скульптора. Воспоминания современников. М. : Советский художник, 1983. С. 137–155.
• Демин В. Н. Циолковский. М. : Молодая гвардия, 2005.
• Добровольский О. М. Голубкина. М. : Молодая гвардия, 1990.
• Ковтун Е. Ф. П. Н. Филонов и его дневник // П. Н. Филонов. Дневник. СПб. : Азбука, 2000. С. 13–76.
• Колупаев Г. П., Клюжев В. М., Лакосина Н. Д., Журавлев Г. П. Экспедиция в гениальность. Психобиологическая природа гениальной и одаренной личности (Патографические описания жизни и творчества великих людей). М. : Новь, 1999.
• Копшицер М. И. Валентин Серов. 2-е изд. М. : Искусство, 1972.
• Корович Н. А. Составление, предисловие «От составителя», пояснения к разделам и комментарии // А. С. Голубкина. Письма. Несколько слов о ремесле скульптора. Воспоминания современников. М. : Советский художник, 1983.
• Космодемьянский А. А. Константин Эдуардович Циолковский (1857–1935). М. : Наука, 1976.
• Крученых А. Е. К истории русского футуризма. Воспоминания и документы. М. : Гилея, 2006.
• Нагибин Ю. М. Дневник. М. : Книжный сад, 1995.
• Руднев В. П. Тайна курочки рябы. Безумие и успех в культуре. М. : Независимая фирма «Класс», 2004.
• Скляренко В. М., Иовлева Т. В., Рудычева И. А. 100 знаменитых художников, XIX–XX вв. Харьков : Фолио, 2002.
• Трифонова Л. П. Анна Семеновна Голубкина. Альбом. Л. : Художник РСФСР, 1976.
• Тучков В. Фабрика мифов // Журнал «Цитата». Классики глазами наших современников. 2009. № 1. С. 3–8.
• Филонов П. Н. Дневник. СПб. : Азбука, 2000.
• Хлебников В. В. Творения / Общая ред. и вступит. статья М. Я. Полякова. Сост., подгот. текста и коммент. В. П. Григорьева и А. Е. Парниса. М. : Советский писатель, 1986.