Загрузка...
Война, рыбалка, охота, выпивка, громкие любовные романы, бои быков, потрясающая работоспособность — что скрывалось за этим набором? Психиатр Александр Шувалов рассказал о том, каким был на самом деле знаменитый писатель Эрнест Хемингуэй.
Одно перечисление его увлечений: бокс, охота, война, любовь к женщинам — свидетельствует о том, что он был настоящим мачо! Ему не нравилось тихо и незаметно совершать свои многочисленные подвиги. «Он упорно культивировал свой образ…» Число ранений, полученных Хемингуэем при авариях самолетов, автомобильных столкновениях и в кулачных поединках, поистине неисчислимо. После очередной авиакатастрофы в Африке врачи заявили ему: «Вы должны были умереть немедленно после аварии. Поскольку этого не произошло, вы должны были умереть, когда получили эти ожоги. Однако, раз вы еще живы, вы не должны умереть…»
Как писатель Хемингуэй был, однако, чрезвычайно дисциплинирован и мог работать от зари до полудня или до двух часов дня и только затем отправлялся на рыбалку или охоту.
Подобная повышенная энергичность редко имеет нормальную в психическом отношении природу. Так что неудивительно, что Хемингуэй стал наиболее известным современным писателем, страдавшим маниакально-депрессивным психозом. Его эксцентричные поступки, которые он совершал в состоянии возбуждения или резких спадов настроения, а также эпатажное поведение вызывали сенсации национального масштаба.
Патологическая конституция писателя была такова, что «избыток энергии, если она не находила выхода, приносил ему мучения. Когда он не писал, то дрался, увлекался глубоководной морской охотой, то есть занимал себя до тех пор, пока чувствовал потребность в движении. Периоды такой сверхчеловеческой активности сменялись депрессиями. Тяжелые запои, случавшиеся в это время, можно рассматривать как попытки самолечения. Первый серьезный приступ депрессивного психоза начался вскоре после Первой мировой войны».
Начиная с 1930-х годов Хемингуэй, находясь в состоянии депрессии, неоднократно заявлял, что хочет покончить жизнь самоубийством. Никто, разумеется, не принимал его слова всерьез.
Многие наркологи считают, что алкоголь — «универсальный» антидепрессант. Поэтому понятно, почему начиная с середины 50-х годов писатель «напивался каждую ночь шотландским виски или красным вином и был совсем плох, когда соглашался наконец идти к себе в номер… Выпитая с утра текила или водка частично восстанавливала его силы ко времени ленча». В данном случае речь идет об опохмелении. Поэтому биографы считают, что Хемингуэй «определенно страдал хроническим алкоголизмом».
В 1954 г. Хемингуэю присудили Нобелевскую премию. На столь знаменательное событие в своей жизни он заявил, что рассматривает это награждение как «попытку убить его как писателя», так как «ни один сукин сын, получивший когда-либо Нобелевскую премию, не написал потом ничего, что стоило бы читать». Лауреат не отказался от премии в 35 тысяч долларов, но не поехал в Стокгольм, чтобы получить их лично, ссылаясь на проблемы со своим здоровьем. Впрочем, к этому времени уже всем был известен его страх перед публичными выступлениями (пейрафобия).
Когда в сентябре 1960 г. писатель отправился в Испанию, он пребывал в состоянии явного психического расстройства. Его мучили страхи, ночные кошмары, появились симптомы мании преследования. Наконец друзья уговорили его вылететь обратно в Нью-Йорк. «Эрнест все время волновался, ему казалось, что за ним следят агенты Федерального бюро расследования, что местная полиция хочет арестовать его… Состояние Хемингуэя все ухудшалось. Появилась затрудненность речи, он с трудом связывал слова в фразы… Старый приятель Эрнеста врач Сэвирс под чужим именем, чтобы избежать газетной шумихи, уложил его в клинику… «Но настоящим его несчастьем… было нечто более серьезное — нервное расстройство, вызывавшее в нем чувство постоянной подавленности». Врачи в клинике пришли к выводу, что состояние подавленности у Хемингуэя могло быть вызвано обильным употреблением лекарств, снижающих кровяное давление, и рекомендовали принимать их только в случае крайней необходимости, однако состояние депрессии не проходило, и его стали лечить электрошоком».
В декабре 1960 г. Хемингуэю сделали восемь сеансов электрошоковой терапии. Этот метод лечения показан при тяжелых депрессиях, но как не посочувствовать писателю, который восклицал: «Какой смысл в том, чтобы разрушать мою голову, подрывать мою память — мое главное достояние — и выводить меня из строя. Это великолепный курс лечения, но при этом теряется пациент».
В апреле 1961 г. писатель совершил первую попытку застрелиться. Он попадает в больницу, где каждые три часа ему дают сильное успокоительное средство и возле кровати круглосуточно дежурят сиделки. Но через три месяца утром, когда у депрессивных больных, как правило, особенно плохое самочувствие, Хемингуэй снова взял одно из самых любимых своих ружей, уложил два патрона в оба ствола, вставил дула в рот и нажал курок.
Депрессии писателя были обусловлены генетическим фактором и передавались по наследству.
Его отец, постоянно ощущавший себя неудачником из-за своей слабохарактерности, также кончил жизнь самоубийством. Сын Хемингуэя страдал эмоциональным расстройством, сделал себе операцию по изменению пола и в конце концов скончался в камере женской тюрьмы. Внучка — фотомодель и актриса Марго Хемингуэй — страдала алкоголизмом и «покончила с собой, приняв смертельную дозу снотворного».
Творческая активность Эрнеста Хемингуэя напрямую зависела от его настроения и повышалась в гипоманиакальном (1) состоянии. В шестнадцать лет он уже писал стихи и рассказы в школьные журналы. В молодости обладал поистине завидной энергией. Работая журналистом, выдавал репортажи за двоих и никогда в конце дня не выглядел усталым.
Однако в маниакальном состоянии Хемингуэй представлялся менее привлекательным человеком. Некоторые современники отмечают у него такие черты характера: «Мне он показался болтливым, и я склонен был согласиться с одним проницательным парнем постарше нас, который прозвал его Болтуном и Крикуном. Хемингуэй самовыражался в довольно грубой манере. Кое-кто считал его остроумным, но если это и было так, то остроумие его носило грубый, даже жестокий характер».
Комментарии критиков, других писателей и друзей, носящие даже хвалебный характер, казались Хемингуэю намеренной ложью и еще больше ожесточали его характер. Так как он не был силен в интеллектуальных дебатах, то возражал оппонентам весьма своеобразно, вызывая их на кулачную дуэль и укрепляя славу человека сурового и непримиримого.
Творческий процесс у писателя отнюдь не носил лихорадочного характера и отличался большой тщательностью. В 1925 г. Хемингуэй сказал одному своему приятелю: «Я пишу медленно и с большим трудом, и для этого моя голова не должна быть ничем забита. Когда я пишу, я должен пережить все это». В этом переживании, по всей вероятности, и заключалась его гениальная способность к воссозданию действительности.
«Работал он по утрам в спальне, где в стене была прикреплена маленькая конторка, на которой хватало места только для стопки бумаги и нескольких карандашей, писал стоя. Иногда пользовался пишущей машинкой. Рядом на стене висел лист бумаги, на котором он в конце каждого рабочего дня записывал итог работы — количество написанных слов».
Некоторые биографы предполагают, что самоубийство его отца повлекло изменение подхода автора к судьбе своих героев: с 1928 г. практически все мужские персонажи Хемингуэя умирают насильственной смертью.
Таким образом, сначала у писателя отмечались легкие колебания настроения, и длительные гипоманиакальные состояния носили творчески продуктивный характер. Однако постепенно, несмотря на проводимое лечение — электросудорожная терапия является прямым показанием при терапии тяжелых депрессий, — течение болезни стало приобретать прогрессирующий характер, и наблюдались уже психотические приступы.
В таких условиях писать было уже невозможно. К тому же в 1960 г. писатель ослеп, что наверняка усугубило его депрессию. В случае с Хемингуэем мы встречаемся с подсознательным выбором формы смерти, с повторением так называемого семейного сценария: писатель застрелился из того же самого ружья, что и его отец.
