Это странное слово — гештальт

Один из моих коллег, врач-психиатр, пройдя в рамках повышения квалификации курсы по гештальт-терапии, признался: «Что такое гештальт-терапия, я так и не понял… А запомнил только одно: гештальты нужно завершать!»

В психотерапевтическом мире существуют свои модные тенденции и актуальные веяния, и, если несколько лет назад потребительским рынком психотерапевтических услуг правили специалисты по нейролингвистическому программированию (НЛП), которые совершенно искренне обещали за два сеанса избавить от заикания, эректильной дисфункции, бронхиальной астмы и неприятных воспоминаний, то сейчас наступила эпоха гештальт-терапевтов. Эти ни от чего избавить не обещают, но гарантируют, что вы все осознаете.

Хулиган от психотерапии

«Настоящий крупный психолог редко бывает чьим-либо верным последователем. Самый яркий след в истории психологической мысли оставили те ученые, которые, критически переосмыслив традиционные представления, сумели выйти за привычные рамки и сказать собственное слово не только в дополнение, но порой и в противовес мнению авторитетов. К Фредерику Соломону Перлзу, отцу-основателю гештальт-терапии, это относится в высшей степени»¹.

Перлз родился и вырос в семье мелкого берлинского предпринимателя. Родители часто ссорились, их размолвки нередко заканчивались рукоприкладством. Мать воспитывала Фредерика палкой для выбивания ковров, отец — нудными патетическими нотациями. Дети из таких семей обычно бывают робкими и забитыми, но Фредерик вырос бунтарем, непокорным и нетерпимым к любому лицемерию и неискренности. Учился он плохо, в седьмом классе просидел два года, а позже и вовсе был исключен из школы за слишком уж непокорное поведение. Тем не менее это не помешало ему поступить в медицинский институт и получить степень доктора медицины.

В конце двадцатых годов прошлого века Перлз увлекается психоанализом. Фрейд — его божество, его идол и кумир. Он получает психоаналитическое образование и проходит учебный анализ (необходимая часть обучения аналитика, подразумевающая лечение будущего терапевта более опытными коллегами) у наиболее известных и блестящих фигур в этой отрасли психотерапии.

В 1933 г. к власти в Германии приходят нацисты, и еврей Перлз со всей семьей спешно эвакуируется в Нидерланды. Оттуда он переезжает в Южную Африку, где создает в Йоханнесбурге Южно-Африканский психоаналитический институт. В 1936 г. он возвращается в Европу за штурвалом личного самолета, чтобы выступить на международном психоаналитическом конгрессе и увидеться наконец с властителем собственных дум — доктором Зигмундом Фрейдом.

Об этой встрече, как и о многих эпизодах в жизни Перлза, рассказывают легенды. Она продлилась всего пятнадцать минут — и изменила как жизнь и представления Перлза о психоанализе, так и лицо современной психотерапии. Фрейд даже не вошел в комнату, где предполагалась аудиенция, оставшись в дверях. Взволнованный Перлз произнес: «Учитель, я проехал 4000 миль, чтобы увидеть вас!» «Ну и когда же вы уезжаете?» — спросил в ответ Фрейд. Фраза оказалась роковой: непокорный Фредерик не только полностью порвал с психоанализом, но и всю свою дальнейшую работу посвятил критике его несостоятельности как лечебного метода.

Фредерик Перлз умер в 1970 г., успев стать создателем одного из самых популярных методов современной психотерапии, пожить и поработать на трех разных континентах — в Европе, Африке и Америке и даже в колонии — Британской Колумбии. Нонконформист от психотерапии, он успел нажить немало врагов и вызвать восхищение и поклонение тысяч последователей. До самой смерти и для друзей, и для врагов он оставался не доктором Перлзом, не мистером Фредериком Перлзом, а просто Фрицем.

Именно он называется «жизнь»

Немецкое слово «гештальт» (Gestalt) означает «целостное нечто », «форма», «структура», «конфигурация ». Основной идеей Перлза было соображение, что большинство людей искусно и разнообразно избегают жизни, которая существует исключительно «здесь и теперь», в настоящий момент. Люди избегают переживания настоящего, тревожась о будущем, переосмысливая прошлое, находясь под давлением инструкций и правил, усвоенных без критики в детском возрасте как «обязательные к выполнению»…

Гештальт-терапия полагает, что самое важное происходит на так называемой границе контакта организма с окружающей средой, в самый момент соприкосновения. Контакт либо состоялся — и тогда человек совершает осознанный выбор и принимает ответственное решение, либо, что случается намного чаще, происходит его прерывание. Контакт может произойти только с «фигурой», выделившейся из окружающей среды — «фона». Фигурой может быть другой человек, а могут быть и собственные чувства, ощущения, переживания — важно, чтобы этот объект выделился из окружающего фона, стал заметным — тогда контакт возможен.

Где границы нормы?
Как ни парадоксально, ни исцеление от проблем, ни душевное здоровье не являются основными целями гештальт-терапии. Симптомы, с которыми приходит страждущий человек (в гештальте его принято уважительно называть клиентом и ни в коем случае не низводить до уровня «пациента»), не формы проявления болезни, от которых непременно нужно избавиться. Когда-то они были проявлениями творческого приспособления к окружающей среде, и поэтому цель — не избавиться от них, а исследовать. Одного на всех душевного здоровья же, с точки зрения гештальта, не существует вовсе — с каждым новым клиентом терапевт создает индивидуальную, нужную именно ему форму психической нормы.

Когда автомобилист едет по спокойной пустынной дороге, то на границе его контакта возникают гештальты окружающих пейзажей, и именно они и становятся фигурами. Как только появляется опасность — пьяный водитель или лихач, едущий с превышением скорости, именно он становится фигурой, затмевая и низводя все остальные в ранг фона.

Рассмотрим житейские примеры прерывания контакта разного типа.

Сын (5 лет): Мама, посмотри, какой я пароход нарисовал!

Мама (не отрывая глаз от компьютера): Да, сынок, замечательный.

Сын: Мам, ну посмотри, у него труба такая! У меня такой первый раз получился!

Мама (продолжая беседу в чате): Угу, ты у меня молодец.

Формально — все в порядке. Казалось бы, мама соблюла все правила «хорошего родительства»: и похвалила сына за удачный рисунок, и поддержала… Что же произошло на самом деле? С точки зрения гештальт-терапевта — контакта не состоялось. Рисунок сына и связанные с ним переживания мальчика (гордость, потребность в признании) не стали для мамы фигурой в окружающем фоне, ибо контакт в этот момент происходил в другом месте, и фигурой была беседа с подружкой по Интернету. Определенный момент маминой жизни, в котором произошло нечто важное для них обоих: первый удачный рисунок сына, ощущение, что он что-то смог сделать сам, — оказался пропущен и не прожит ею.

А вот другая сценка, в которой участвуют те же герои, но пять лет спустя.

Сын (10 лет, вернувшись из школы): Мама, мне нужно с тобой поговорить.

Мама (доброжелательно-заинтересованно): Что случилось, сынок?

Сын (со слезами в голосе): Меня выгнали с урока…

Мама (все еще доброжелательно): За что же?

Сын: Ты знаешь… Ну… Это… В общем, я назвал учительницу дурой…

Мама (потрясенно): Марь Иванну — дурой?! Да как ты мог?!

И снова мама избежала контакта с переживаниями сына, снова они не сумели стать для нее фигурой. На сей раз мама прерывает контакт другим способом, подменив собственные чувства декларацией «правила»: «Ты совершил нечто ужасное, потому что так делать нельзя».

«Здесь и теперь» или «нигде и никогда»

Здоровый индивид живет в формате «здесь и теперь», осознавая, что с ним происходит и зачем ему это нужно. Если этому «осознаванию» что-то мешает, на помощь приходят так называемые способы прерывания контакта. Чтобы их отследить, гештальт-терапевт пристально наблюдает не столько за тем, ЧТО, сколько за тем, КАК говорит клиент и как ведет себя его тело.

Слияние. Контакта не возникает вообще, так что и прерываться нечему. Не существует «я», потому что не существует никакого «не-я». В речи это обычно находит отражение в устойчивом употреблении местоимения «мы». Такое поведение характерно для мам младенцев («Мы хорошо покушали и спим», — говорит мама новорожденного, хотя у нее во рту с утра не было ни крошки и вздремнуть ей последний раз удалось позавчера) или для родителей тяжелобольных детей, которые стремятся таким образом ежесекундно отслеживать состояние ребенка.

Однако подобный способ общения без контакта можно наблюдать и у иных супругов, когда кажется, что по отдельности они не существуют: «Вчера мы ходили в кино, в воскресенье поедем на дачу… Да, мы очень любим жить за городом!» Для гештальтиста такая форма поведения — отнюдь не свидетельство безоблачного семейного счастья, а признак глубокого нарушения функции «я», тотального избегания соприкосновений с окружающей средой.

В мире слияния не возникает конфликтов, однако это означает, что в нем не возникает никакой энергии, будь то энергия страха или агрессии, нежности или страсти. Нет энергии — нет развития. Находясь в слиянии, человек отказывается от какой-либо жизни вообще, отказывается от собственной индивидуальности, говоря психологически языком — от «самости». Он, как Премудрый пескарь у Салтыкова-Щедрина, полностью растворяется в окружающей среде (либо подходящем «объекте»), лишь бы не возникало проблем и конфликтов.

Нескучная терапия
На приеме у гештальт-терапевта может происходить что угодно и скучать не приходится. Группа периодически то разражается хохотом, изображая слонов, поросят, работающий кухонный комбайн или статую Свободы, то погружается в молчание, прерываемое чьими-то всхлипываниями… Моделируя настоящую живую жизнь, которая мерцает и искрится в каждой искренней улыбке или рыданиях, в ощущении полета или тяжести, в переживаемых печали и радости, гештальт-терапия возвращает своих клиентов в реальность. Одна из основных задач этого вида терапии — дать клиенту пережить новый опыт. Именно он, а не бесконечные интерпретации психоаналитиков, по мнению Фрица Перлза, способен исцелить человека от избегания жизни.

Интроекция. Попытка установить контакт прослеживается, только очень неловкая. Интроекты похожи на проглоченные булыжники в желудке обжоры — тяжело, неудобно, больно, а не избавишься. В речи интроекты проявляют себя постоянным употреблением слов «надо», «должен» и «нельзя». Гештальт-терапевт, как коршун, набрасывается на эти конструкции, требуя заменить их на «Я хочу». При интроекции мое собственное желание, моя потребность заменяется на желание или потребность другого человека, сформулированные в виде непреложного правила. Перлз, известный как обладатель чрезвычайно резкого языка и разработавший целый иронический гештальтистский словарь, в котором большинство выражений не слишком-то подходят для использования в широкой аудитории, называл одним из бичей современного человека «тиранию долженствования», которую именовал mustarbation (от английского must — «должен», на английском слово в целом созвучно «мастурбации»).

Проекция. Еще один излюбленный гештальтистами способ прерывания контакта заключается в приписывании окружающей среде собственных переживаний, чувств, эмоций. В речи выглядит как замена местоимения «я» на местоимение «ты» (или «они», если речь идет о целой группе людей). «Я им не нравлюсь», — думает волнующийся перед публичным выступлением докладчик, «Ты на меня злишься», — жалуется тот, кто не в силах признать и принять собственную агрессию.

Ретрофлексия — проекция наоборот. Субъект возвращает себе то, что было адресовано окружающей среде. Речь такого человека пестрит возвратными глаголами с частицей «ся», да и в поведении обычно есть характерные особенности — навязчивые движения, вредные привычки. Обращая на себя то, что хотел бы сделать другому, человек бьет себя по руке или пинает ногой стул, вместо того чтобы ударить кого-то, грызет ногти вместо того, чтобы укусить. Высшая форма ретрофлексии — самоубийство: человек убивает самого себя вместо того, чтобы уничтожить того или то, что заставило его страдать.

Через игру — к здоровью

Приемы, которыми пользуются гештальт-терапевты, именуются играми и экспериментами. С легкой руки Перлза появился термин «эбаутизм» (aboutism), которым назывались рассказы страждущих об их переживаниях или проблемах. «Не рассказывай мне об этом — покажи, как это для тебя» — таков негласный девиз гештальт-терапии. По сравнению с другими методами, особенно с психоанализом, где основное внимание уделяется прошлым воспоминаниям и потоку свободных ассоциаций пациента, гештальт — практика в самом лучшем смысле этого слова.

Группа (а наиболее популярны в гештальте именно групповые формы работы) становится идеальной ареной и одновременно инструментом для воплощения переживаемых проблем. Разыгранная прямо сейчас с помощью терапевта и других участников, сцена из далеких воспоминаний детства вызывает у вас реальные чувства, которые в бережных руках гештальт-терапевта становятся ключиком к осознанию тех переживаний, которые были скрыты за ними…

Благодаря Перлзу в психотерапии появился новый способ работы со сновидениями. В психоанализе сон рассматривается как зашифрованное, написанное на символическом языке послание о том, что происходит со сновидцем. В гештальт-терапии любая часть сновидения рассматривается как проекция самого человека или какой-то его части.

Иными словами, во сне все есть я сам, и именно с этих позиций Перлз предлагал приступать к пониманию сновидений. Становясь по очереди каждой частью собственного сна, будь то другой человек, сломанный стул или далекое небесное тело, клиент гештальт-терапевта расшифровывает тот личностный смысл, который несет ему его сновидение.