Циолковский. Друг облаков и гуманоидов

Константин Циолковский известен всему миру как русский ученый, изобретатель и философ, основоположник современной космонавтики. Интересно узнать, из какого материала был «вылеплен» этот гений. Начнем традиционно с наследственности.

Отец Кости Циолковского был человеком с исключительно тяжелым характером. Его молодость «прошла достаточно бурно, ибо “в половом отношении он был не сдержан”», – не преминул отметить его великий сын. По его воспоминаниям, «отец вышел в отставку в 1887 году по болезни, присоединилась еще глухота и нервное расстройство».

Брат будущего ученого, Дмитрий, лишь став студентом, спился и умер от белой горячки. Из семерых детей самого Константина Циолковского трое умерли в младенчестве, а двое покончили с собой в юности.

Интересные данные о семье Циолковского приводит в своих воспоминаниях писатель Юрий Нагибин. Во время посещения им Музея Циолковского в Калуге его гидом оказался директор музея, внук Константина Эдуардовича. «Он сразу сказал главное: дед был страшный человек. Фанатик и деспот. И шизофреник – последнее я вытянул из него с великим трудом, проговорившись в главном, он прямо-таки зафонтанировал разоблачениями. Старший и одареннейший из сыновей Циолковского покончил самоубийством, потому что мучительно стыдился пустых, как он полагал, занятий отца, считал их бредом самоучки и провидел в чем-то схожем собственную судьбу. Еще один сын покончил с собой в шизофреническом припадке, а еще один как-то подозрительно “надорвался”. Мужское поколение все оказалось нежизнеспособным».

На коньках и с зонтиком

Детство будущего гения протекало не самым благоприятным образом. В девятилетнем возрасте Костя, катаясь на санках, простудился и заболел скарлатиной. Осложнением последней стала глухота, которая не позволила продолжать учебу в школе. Во втором классе он остался на второй год, а в третьем пришлось и вовсе уйти из гимназии. После этого Константин уже нигде не учился, продолжая образование самостоятельно по библиотечным книгам.

Несмотря на интенсивное изучение физики, химии, механики, астрономии и математики, несмотря на то, что Циолковский смог самостоятельно изучить дифференциальное и интегральное исчисление, высшую алгебру, аналитическую геометрию, в Московское высшее техническое училище (ныне МГТУ им. Баумана), его не приняли – не хватало законченного гимназического образования.

Полуголодное существование и самообразование продолжалось до 1876 года, когда отец вызвал сына домой, резонно сочтя, что содержать его в Москве накладно, а сам Константин уже настолько подготовлен, что сможет работать преподавателем в провинции. И оказался прав: сдав экстерном экзамены на звание учителя математики и физики, Циолковский был направлен в Боровск, где успешно преподавал 12 лет и где начал писать свои первые научные труды.

Циолковский с женой Варварой, сыновьями Александром и Иваном, дочерьми Марией и Анной возле дома Бреева на Лебедянцевской улице (1901 г.)

Жители, познакомившись поближе с образом жизни и личностью нового учителя, смотрели на него как на блаженного. Основания для этого были. Нелюдимость, настороженность и страх перед будущим проступали в характере Циолковского с юности, он сам замечал и чувствовал это. И экстравагантности ему было не занимать. Например, зимой Циолковский, «надев коньки и взяв зонтик, отправлялся на работу по льду замерзшей реки. Зонтик служил ему и прикрытием от возможного снегопада, и парусом при порывах попутного ветра. Это исключительно остроумная рациональность напрочь изолировала Циолковского от соседей… Они вертели пальцем у лба и были убеждены, что школьный учитель явно не в себе».

День почитания облаков

В своей автобиографической записке от 1919 года Циолковский самокритично пишет: «Я чувствовал себя далеко не ладно… Был очень одинок. Стал впадать в отчаяние. Увлекался ранее Евангелием. Придавал огромное значение Христу, хотя никогда не причислял его к сонму богов. Я видел и в своей жизни судьбу… С чисто материальным взглядом на вещи мешалось что-то таинственное, вера в какие-то непостижимые силы, связанные с Христом и первопричиной».

А на крыше своего сарая ученый время от времени выставлял щиты с такими лозунгами: «Жители города Калуги! Мы разучились смотреть на звезды». Или: «Завтра – день почитания облаков».

С 1892 года изменение личности Циолковского уже приобрело явную установку на социальную отгороженность, которая странным образом сочеталась с его профессией учителя. Другие педагоги относились к нему со снисходительным недоверием. И было из-за чего! «Он не курил, не пил, игнорировал всякого рода “мальчишники” с обязательными и безудержными возлияниями, не брал подарков и подношений…» Другими словами, вел себя не так, как абсолютное большинство провинциальных учителей.

Первые 15 лет ХХ столетия оказались самым печальным временем для Циолковского. Покончил жизнь самоубийством старший сын. В 1908 году вышедшая из берегов Ока затопила дом, попортив многие из собранных им научных материалов. Академия наук так и не признала ценность его аэродинамических экспериментов, а в 1914 году на Конгрессе по аэронавтике в Санкт-Петербурге его модель цельнометаллического дирижабля была встречена равнодушно.

Но Циолковский упорно продолжал разрабатывать свои идеи, мастерить макеты, проводить опыты, печатая многочисленные научные брошюры и рассылая их во всевозможные места. Без паранойяльного увлечения своими сверхценными идеями такую работу продолжать было бы сложно. Циолковский всегда торопился обосновать свою гипотезу и обнародовать, чтобы приняться за следующую. И так без устали: от одной работы он переходил к другой, потом к третьей, к четвертой, пятой…

Только в конце двадцатых годов к ученому пришла всероссийская известность, но и она мало что изменила в его материальном положении. Тем не менее Циолковский не обращал внимания на невзгоды и преодолевал их со стоическим безразличием.

Избранник «разумных сил»

Явно патологическим с психиатрической точки зрения является интуитивное чувство Циолковского, что «какие-то неведомые небесные силы избрали для своих только им известных целей именно его, глухого, чурающегося окружающих чудака, про каких в народе говорят обычно: “не от мира сего”». Однажды, чтобы убедиться в разумности Космоса, он задумал вступить с ним в контакт и пожелал увидеть знамение в виде креста или человеческой фигуры. И что же? «Не сразу, а через несколько недель над горизонтом появилось облако в виде правильного четырехконечного креста. В другой раз неизвестные разумные силы сами пошли на контакт…» С детства Константин всеми фибрами души ощущал свое нетривиальное предназначение и был уверен в собственной гениальности.

Циолковский в домашней мастерской беседует с журналистом Алтайским о своей работе (1927 г.)

К тому же ученый-оригинал не исключал существования эфирных или ангелоподобных гуманоидов. Более того, он допускал, что «подобные высокоразвитые и высокоразумные существа до сих пор обитают на Земле и в ее окрестностях, однако невидимы нами». Циолковский часто рассказывал, что вступает в непосредственный визуальный контакт с некими человекоподобными ноосферными образами, от которых получает важную информацию.

Космическая утопия Циолковского предполагает расселение человечества в других звездных системах. Как вариант ученый рассматривал возможность превращение людей в «бестелесный дух», который тем или иным способом сможет расселиться по другим планетам.

Профессор психиатрии Олег Виленский считает, что именно бредовая идея Циолковского «о возможности переселения людей на другие планеты любым путем и любой ценой послужила мощным стимулом для уже подлинно научного обоснования этого “переселения”, а огромный интеллект и способность мыслить за пределами установившихся стандартов привели его к великим открытиям. То есть можно утверждать, что без бредовых идей Циолковский не пришел бы к гениальным и супероригинальным свершениям в науке». Заметим, что в наше время расселение людей в далеком будущем на другие планеты, как и вера ученого в то, что во Вселенной существуют иные разумные существа, разумеется уже не считаются бредовыми.

Целебное творчество

Гениальные достижения и прозрения ученого трудно объяснить только полученным самообразованием. Несложно разглядеть полный «джентльменский набор» психически больного человека, прожившего «всю жизнь в нищете, с клеймом чудака и безумца». Во-первых, это личностная патология шизоидного характера, отягощенная глухотой. Во-вторых, странности поведения и та самая чудаковатость, которая обусловлена нарушением отбора маловероятных ассоциаций и комбинаций, что характерно как для больных шизофренией, так и для изобретателей. Завершающий штрих в портрете гениального изобретателя – явно выходящие за рамки нормы аффективные колебания и сверхценные идеи.

И лишь целеустремленная творческая деятельность много лет помогала талантливому исследователю-самоучке поддерживать психосоматическую устойчивость, балансируя на грани гениальности и безумия.