Вацлав Нижинский. Человек-птица

В биографии Вацлава Фомича Нижинского (1889 – 1950), русского артиста балета, родоначальника современного мужского танца, не в последнюю очередь, точнее даже всегда, всех интересует влияние психического расстройства знаменитого балетмейстера на его творчество.

Анализ его болезни невозможен без внимательного изучения наследственности. Известно, что дед Нижинского, проиграв все свое состояние, застрелился; с отцом «случались приступы ярости, граничившие с безумием», а брат Станислав «еще молодым окончил жизнь в больнице для душевнобольных».

Рассеянная отчужденность с детства

Сам Вацлав рос «неуклюжим и медленно соображающим» ребенком. Младшая сестра Бронислава делала за него домашние задания, потому что ученье у него не шло: «вечно открытый рот, палец во рту». Он и в самом деле был странным ребенком: не любил играть с другими детьми, так как считал, что товарищи завидуют ему и потому игнорируют. Обычно, сидя в уголке, он часто размышлял о чем-то своем…

В возрасте девяти лет Вацлава зачислили в Императорскую школу танца в Санкт-Петербурге, где стала еще заметнее его рассеянная отчужденность. Но уже в это время учителя за его необыкновенные способности к танцу стали называть Вацлава «восьмым чудом света».

Начало танцевальной карьеры

В 1908 году, закончив с отличием Балетную школу, Нижинский был зачислен в Императорский Мариинский театр, где стал достойным партнером таких звезд, как Кшесинская, Павлова, Карсавина. Но в январе 1911 года он вышел на сцену не в коротких штанишках с буфами, которые в обязательном порядке надевались всеми танцорами-мужчинами, а в трико. Члены императорской фамилии, присутствующие на спектакле, некоторое время «лорнировали» столь эротически-вызывающий наряд, а потом распорядились уволить Нижинского из театра.

Природная нелюдимость Вацлава, развившаяся до болезненного состояния за годы славы, не помешала, впрочем, завести ему несколько решающих, практически судьбоносных знакомств. Князь П.Д. Львов познакомил 18-летнего Нижинского с удовольствиями развратной ночной жизни и помог приобрести первый опыт гомосексуальных отношений. В жизни танцора появились лихачи, меховые шубы, ночные рестораны, перстни с бриллиантами. Но князь был «весьма разочарован размерами» Нижинского.

Союз с Дягилевым

Перед тем, как они расстались, Львов познакомил танцора со знаменитым театральным деятелем Сергеем Дягилевым, который был старше гения на тридцать лет. Дягилев тоже был гомосексуалистом и не старался это скрывать. Они быстро стали любовниками, и этот эротический союз оказался чрезвычайно полезным в творческом отношении.

Дягилев предлагал новые варианты мужского танца, а Нижинский гениально воплощал на сцене его замыслы! Но при этом Дягилев ревновал и слишком контролировал личную жизнь танцора, не разрешал ему спать с женщинами, уверяя, что это отрицательно скажется на его выступлениях. Дягилев так смог убедить Нижинского в правоте своих слов, что тот отказал в любовной связи самой Айседоре Дункан! Но согласившись на гомосексуальную связь со своим покровителем, Нижинский, по сути, оставался бисексуалом. Последнее обстоятельство позволило ему вступить в брак с графиней Рамолой де Пульски в 1913 году, после чего обиженный Дягилев немедленно исключил его из труппы «Русского балета».

Болезнь прогрессирует

Психическое заболевание Нижинского, к счастью для искусства, развивалось исподволь. Даже острые его вспышки представлялись многим лишь капризами избалованной знаменитости. Например, в 1911 году в Берлине Вацлав решил, что все немцы – переодетые тайные агенты, которые следят за ним. Болезнь, подстерегая жертву, не шла по прямой, но, как и свойственно этому психическому расстройству, все безжалостнее воздвигала стену между ним и окружающим миром.

Только спустя годы стало понятно, что неадекватное внешнее выражение эмоций Нижинского – улыбка при грустном сообщении или рыдание от радости являлись симптомами болезни. Нормальные психические реакции у него были полностью искажены.

С 1917 года Нижинский становится все молчаливее, все раздражительней и, наконец, он перестает скрывать, что подозревает ближайшее окружение в покушениях на его жизнь. С тех пор он подолгу сидел, уставясь в пространство, с застывшей на губах усмешкой, только сложенные концами пальцы шевелились быстро и слабо. В периоды нервного подъема он начинал рисовать, перенося на бумагу терзавшие его галлюцинации.

В марте 1919 г. Вацлава проконсультировал знаменитый европейский психиатр Евгений Блейлер. Вердикт профессора: шизофрения, которая в те, да зачастую и в наши дни, является совершенно неизлечимой болезнью.

Нижинского поместили в психиатрическую лечебницу, где он перенес свой первый серьезный приступ. По совету Блейлера Вацлава перевели в санаторий «Бельвю Крузлинген», но и там ему лучше не стало. После шестимесячного пребывания в санатории у Нижинского внезапно обострились галлюцинации, он стал агрессивным, отказывался от пищи. Его продолжали мучить бессонница, мания преследования, депрессия. В психиатрической больнице в Швейцарии Нижинский провел большую часть своих последних тридцати лет.

19 января 1919 г., как сейчас бы выразились, «в целях реабилитации», жена Нижинского организовала его выступление перед частной публикой в отеле. Это был его последний танец. Той же ночью Нижинский записал в своем дневнике: «Я танцевал плохо. Я упал, когда не следовало… Я хотел продолжать танец, но Бог сказал мне: «Довольно». Я остановился». В 1938 году на Нижинском испытали новый метод лечения шизофрении – «инсулиношоковую терапию». Средство подействовало, и он после долгих лет замкнутости стал разумно отвечать на вопросы. Но остановить прогрессирующее заболевание было уже невозможно.

Психическое расстройство, безусловно, повлияло на творчество Нижинского, но говорить только о негативном его действии было бы в корне неверно. Болезнь, вернее – болезненные изменения психики – послужили причиной и революционных новшеств в искусстве балетного танца. Наиболее яркий пример – скандал в 1912 году вокруг поставленного Нижинским балета «Послеполуденный отдых фавна», который называли «одним из самых захватывающих спектаклей в истории театра».

В последней сцене Вацлав изображал фавна, занимающегося мастурбацией над покрывалом сбежавшей от него нимфы. На подобную «смелость» мог пойти только человек с уже нарушенной эмоциональной сферой. Зато и прорыв в хореографии классического балета был сделан весьма радикальный.

Считают, что Нижинский был «самым великим танцором из когда-либо живших на земле». Рассказывали, что расстояние от авансцены до задника он покрывал одним прыжком, как бы «зависая в воздухе». Зрители не могли понять, как это у него получалось; и после спектакля некоторые ощупывали сцену, пытаясь найти «подкидную доску», а другие, ничтоже сумняшеся, в поисках скрытой пружины воровали балетные туфли артиста.

Но все хореографические и сценические находки Нижинского, которые позволили «революционизировать» танец, не смогли бы реализоваться без вполне определенных анатомических предпосылок. Супруга артиста вспоминала: «Доктор Аббе показал мне рентгеновские снимки и объяснил, что анатомически нога Вацлава не такая, как у обычного человека, своим строением она напоминает конечность и человека, и птицы. «Чем вы это объясняете? – О, это атавизм, подумать только! – пятое поколение танцовщиков, а также результат постоянных тренировок не только самого Нижинского, но и его предков. В этом заключается секрет потрясающей элевации¹ вашего мужа; не удивительно, что он способен летать: он действительно человек-птица».

Не вызывает сомнения, что шизофреническое расстройство, начавшееся, как это нередко бывает, уже в детском возрасте, постепенно развиваясь, прервало блистательную карьеру Вацлава Нижинского. Но с не меньшей уверенностью можно сказать, что сценическая окраска образов, своеобразная экспрессия артиста, позволившая ему стать родоначальником современного мужского танца, в громадной степени были обусловлены его психическими нарушениями.

¹Элевация – большие и плавные скачки танцовщика, когда он будто бы замирает в воздухе.