НАША ПСИХОЛОГИЯ: Лариса, скажите, какие знания из области психологии вы используете в работе и, конечно, в жизни?

ЛАРИСА РУБАЛЬСКАЯ: В свое время я читала Карнеги. И пользуюсь этими знаниями, даже нагло пытаюсь их приумножить, развить. Я тот человек, который воспринимает советы: как себя вести, как разговаривать с людьми. Никогда не начинаю беседу с вопроса, ответ на который может оказаться отрицательным. Несмотря на то, что со мной происходит, а бывает всякое, я стараюсь во внешний мир выходить с позитивом.

НП: Какие психологические установки влияют на вашу жизнь?

Л.Р.: Я внимательно приглядываюсь, «причитываюсь» к тому, что мне попадается на глаза. Много лет я проработала с японцами, и на меня очень сильно повлияла их психология. Например, у японцев не принято вслух говорить: «Я есть хочу, спать хочу, мне жарко, мне холодно» – и так далее. Они считают, что не стоит открывать окружающим свое внутреннее состояние. Нужно с людьми держаться так, как им это удобно. И это стало моей главной установкой.

НП: Насколько значимо в жизни везение?

Л.Р.: Вы знаете, элемент везения, конечно, в жизни присутствует, но его процент очень невелик. Важно стараться, очень стараться. Я еще в молодости заметила, что, если начинается черная полоса, нужно сразу ее купировать. Простой пример – передо мной уезжает троллейбус. И как вы думаете, что я делаю? Пытаюсь догнать этот троллейбус! Не позволяю случаю перечеркнуть мою удачу. А если ты сдаешься, то жди следующую неприятность.

НП: А может, посмотреть на это с другой стороны: если троллейбус уехал, то это был не ваш троллейбус?

Л.Р.: Я никогда не отступаюсь, даже в таких мелочах, это поправимые случаи. Совсем другое дело, когда начинают рассказывать о несчастьях человека, которому я не могу при всем желании помочь. Или о том, кого я вообще не знаю: не знаю, помочь не могу, зачем мне об этом говорить? Какой смысл?

НП: Человек закаляется с годами?

Л.Р.: Не закаляется, а скорее черствеет.

НП: В психологии бытует мнение, что многие наши стремления – это компенсация чего-то, в том числе и стремления к любви, к власти. Что подвигает вас к достижению целей?

Л.Р.: То, что я скажу, возможно, прозвучит неумно (улыбается). Я люблю выделяться. В молодости я начала изучать японский язык и, разговаривая с японцами, начала замечать, что люди оборачиваются, обращают внимание на меня. И мне это нравилось. Я люблю делать то, что отличает меня от других, то, что другие не могут сделать.

НП: Были ли в вашей жизни упущенные возможности? И что вам помешало ими воспользоваться?

Л.Р.: Нет, не было. Мне даже кажется, что моя жизнь сложилась, как и должна была – со знаком плюс. В моей школе, в моем классе не было ребят, которые добились каких-то высот. Мы все были усредненные дети из обычной средней школы. И во мне не предполагались таланты, умения. При том, что семья была замечательная. Но не было выраженного таланта ни у кого из моих близких. И то, что со мной произошло, – это дар с небес. Поэтому все обязательства перед жизнью, перед людьми я выполняю. Когда я только начала работать, мой шеф, японец, сказал: «У тебя, как у Наполеона, в словаре не должно быть слова “невозможно”». С тех пор я так и живу, делаю все, что нужно.

НП: Перед трудностями многие ломаются, пасуют. Как найти силы идти дальше?

Л.Р.: Когда человек ломается, к нему приходит недовольство собой, а потом – зависть к тем, у кого это получается. Мне чувство зависти несвойственно, и я не советую никому с этим чувством жить. Лучше по возможности гасить в себе зависть и стремиться к успеху. Только один скажет: «Ой, я так не могу…», а другой: «Я смогу». Я из тех людей, которые все делают, чтобы добиться желаемого. Я могу сидеть до ночи и писать, падаю с ног, но иду выступать, ненавижу летать на самолетах – но летаю и так далее.

НП: В поэзии, в творчестве, кроме труда, ведь нужно еще и вдохновение?

Л.Р.: В те моменты, когда посещает вдохновение, и делать ничего не нужно, просто ему отдаться и писать в состоянии абсолютной нирваны. Но с годами это происходит все реже и реже, а работать надо. Для творческого настроя я читаю стихи, словари созвучий и настраиваю себя на то, что я умею мастерить.

НП: Все ли вы в себе принимаете?

Л.Р.: Да, я с собой живу в большом ладу. По результату жизни, по отношению людей ко мне я могу быть довольна собой. У меня нет такого: «Ах, такая я сякая!» Я против самоедства. Ну что себя есть? Вот мне не нравится то, что я такая толстая, такая тяжеловесная. Не нравится мое отражение в зеркале, ну что же здесь поделать? И что в себе копаться? Я либо должна за это взяться, либо это принять.

НП: Полюбить себя такой, какая есть?

Л.Р.: К себе надо относиться трезво и немножко нежно. Некоторые советуют: «Подумай о том, что ты хочешь. Например, купи себе кисло-вкусных конфет». Но этот рецепт не для меня. Я получаю больше удо¬вольствия, когда покупаю кому-то эти конфеты.

НП: Обратная сторона славы – психологическая уязвимость. Когда вы поняли, что слава пришла, не вскружила ли она вам голову?

Л.Р.: Я не называю это славой, просто я получила некоторые удобства от своей узнаваемости. И это мне нравится. Я не верю артистам, которые говорят, что им надоело фотографироваться, давать автографы и так далее. И если ко мне не будут подходить и узнавать – мне будет жаль терять все это. Кто-то очень умно написал: «VIP – это не very important person, а “временно известная персона”».

НП: Есть мнение, что детские травмы, обиды влияют на всю дальнейшую жизнь. Хватало вам родительской любви в детстве?

Л.Р.: У меня опыта воспитания детей, к сожалению, нет, поэтому я могу сказать только о себе самой. Я родилась после войны, и мои родители очень тяжко жили. Им нужно было много трудиться, чтобы прокормить меня с братом. И тогда не было в нашей жизни такой науки, как психология, мы не рассуждали о том, хватает или не хватает нам любви. Мне нравилось, как они живут, и многое я переняла от них. У нас не было безумной любви, но не было и вранья, ведь если бы в родительской семье не было любви, как бы я любила других? Тогда мы жили очень просто, ничего не формулировали, и я до сих пор ничего не формулирую с точкой на конце.

НП: А вам хотелось бы в себе что-то изменить?

Л.Р.: Если бы я хотела что-то изменить и изменила бы, то это потянуло бы за собой целый шлейф нового в жизни и все пошло бы по-другому. Я очень собранная и боюсь утратить это состояние. Я – человек-аврал, в минуту, когда надо сконцентрироваться и принять решение, я это умею делать. Поэтому и не хочу ничего менять.

НП: А состояние постоянной собранности не напрягает?

Л.Р.: Нет, в этом состоянии я лежу и читаю, смотрю телевизор, говорю по телефону. Мне это не мешает.

НП: А чего вы боитесь?

Л.Р.: Ой, безумно боюсь самолетов. Раньше боялась телефонных звонков, и для этого были основания, боялась своих провидческих снов. А теперь, кроме самолетов, я ничего не боюсь. Иногда боюсь кромешной тишины – не темноты, а тишины. Я заметила, что на даче чувствую себя хуже, чем дома. В городе открою окно – и сразу врывается шум двора, машин, в окно видно Сити, мне так лучше.

НП: Как вы боретесь со стрессом?

Л.Р.: У меня стресс бывает от полетов. И так как я на земле не пью, то в самолете позволяю себе это. Иногда плачу и жду, когда пройдет, другого метода у меня нет.

НП: Какими качествами нужно обладать, чтобы стать вашим другом?

Л.Р.: Я не люблю очень прямолинейных людей, которые рубят правду-матку. Ведь можно, слегка лукавя, сказать то, что ты хочешь. Но вот такой правды, как слова «Ой, как ты сегодня ужасно выглядишь!», я не приемлю. Чтобы быть моим другом, нужно быть умнее меня. Я очень люблю людей, которые умнее меня. Честно говоря, люблю себе подобных. Одним словом, это должен быть свой человек. Кто-то из великих сказал: «Не бывает плохих и хороших людей. Бывает свой человек и не свой».

НП: Если бы вы смогли написать письмо из настоящего в прошлое, что бы написали?

Л.Р.: Я бы написала: «Не ожидала? Вот так!»