Порой приходится слышать такую фразу, когда тебя кому-то представляют: «Познакомьтесь, это мой друг, А.С., психотерапевт!» И пока ты думаешь про себя (иногда вслух): «Да чтоб тебе! Ведь сто раз говорил, не надо об этом!», уже можешь услышать такого рода восклицания. Интеллигентные барышни и дамы охотно издают подобные возгласы и смотрят на тебя при этом с надеждой и со значением. К счастью, в большинстве случаев их намерения не имеют никаких последствий.
«Вы психолог? Не может быть!»
Есть как минимум два варианта первой встречи. Первый вариант — это аффект радости.
Здесь примерно таков набор речей: «Я всю жизнь искала встречи с кем-нибудь из вас. Только вам я могу доверить свою историю… Вы, как психолог, меня поймете…» На лице надежда и радость.
Все равно, какая бы радость ни была написана на лице, сперва пытаешься как-то окоротить: «Не знаю, смогу ли я помочь вам. Я, видите ли, не могу ничего твердо гарантировать….» Но если наша сдержанность не производит должного впечатления и тетка продолжает лезть напролом, переносишь разговор в терапевтический кабинет. Интеллигентно протягиваешь визитку, жестко меняешь тему разговора. Не всегда помогает.
Второй вариант — разочарование: «А я представляла себе людей вашей профессии совсем другими!» Неловко стоим, не зная, куда деть себя, порой хочется даже извиниться. Принимаем смиренно-виноватую позу (руки по швам, глаза кротко опущены долу). Дескать, прошу прощения, что я такой, какой есть, а не такой, каким вы хотели бы меня видеть. Вот она, нарциссическая травма. Каковы же те ожидания, которым мы не соответствуем?
Конечно, дама находится под влиянием ходячих представлений о психотерапевте как о харизматическом супермене, которые сформированы СМИ. В частности, это представление сложилось в телепроектах 90-х годов прошлого века, которые были посвящены телевизионным гипнотизерам. Встреча с реальным психотерапевтом — вполне обычной внешности, допустим нескладным интеллигентом в очках или небрежно одетым толстяком1, ввергает наших собеседниц в состояние определенного когнитивного диссонанса, с соответствующими ему негативными эмоциями. Но здесь больше шансов, что тебя быстро оставят в покое и не будут докучать нелепыми разговорами о психологии и просьбами о неотложной консультации. Нет худа без добра.
Желание рассказать сон зачастую такое сильное, что приходится отбиваться с особой энергией, пару раз мне приходилось просто грубить. Спасибо Дедушке2 от благодарных внуков за «Толкование сновидений»!
«Вы психолог? А я тут видела такой сон!»
На этом редко кто останавливается. Тут же норовят все рассказать. Сюжеты чаще всего, мягко говоря, не радуют новизной. Желание рассказать сон зачастую такое сильное, что приходится отбиваться с особой энергией, пару раз мне приходилось просто грубить. Спасибо Дедушке от благодарных внуков за «Толкование сновидений»! Что ж, всякое великое открытие чревато большими бедами. Укрощение огня — пожарами, воздухоплавание — авиакатастрофами. Мы — не исключение…
Практики обхождения со сновидениями — это зона, где психотерапевт наиболее тесно соприкасается со своими собратьями-шарлатанами, ясновидящими и экстрасенсами, а также представителями некоторых психотерапевтических школ, располагающихся на грани научного и оккультно-мистического. Сновидение для представителей всех этих практик обладает огромной ценностью, как резервуар хранения неких истин, одновременно скрытых и явленных постороннему взору. Кроме того, это повод для увлекательной интеллектуальной игры, разгадывания головоломки или ребуса. Привлекательность разговора о сновидении как таковом весьма сильна. Соответственно, надежда, что к тебе перестанут приставать с нелепыми разговорами на эту тему, предельно слаба. Она умрет последней, и точно после нашей смерти.
«Перед психологом я должна полностью раскрыться (раздеться)»
Это обычно произносится с известной экзальтацией. Реконструкция соображений претендентки на «раздевание»3 предельно проста: «Если я этого не сделаю, то от терапии не будет никакого прока. Поэтому не пойду ни в коем случае». Опасно и тревожно допускать кого-то постороннего в свою внутреннюю жизнь, но ведь здесь это необходимо.
В жертву приносится приватная часть личности, происходит пересмотр личностных границ. Так что мотивация к «раскрытию» здесь очень амбивалентна. Надо иметь в виду и эту потребность, которую так или иначе предъявляют нам многие. Что чем мотивировано на самом деле? К психотерапевту обращаются, несмотря на необходимость «раскрыться»? Или мотивация «раскрыться» предшествует обращению к психотерапевту?
Интересно, чего же ради она все-таки придет? Если придет, конечно…
«Ты владеешь гипнозом?»
Этот вопрос я услышал, когда обронил в бытовой беседе, что сегодня я, дескать, провел пару гипнотических сеансов4. Я сидел за столом в гостях в ожидании супа и заметил, как слегка задрожала тарелка в руках моего довольно пожилого родственника, который как раз готовил первую перемену обеда. «Ты владеешь гипнозом?» — спросил он меня с выражением благоговейного ужаса на лице. Как потом я ни пытался разрушить «народные» представления о гипнозе, все это разбивалось об квазимистический ореол, сложившийся вокруг гипноза. Такие споры обычно лишены всякой логики.
«А Вольф Мессинг? Тоже шарлатан?!» — слышал я в ответ. К сожалению, просветработа оказывается в таких случаях зачастую неэффективной. Многие убеждены в том, что гипнозом «обладают», а не «проводят» его. Гипнотическое воздействие тесно связывают с представлениями о харизматическом влиянии. Недоумение моего собеседника было связано с резким несовпадением этих представлений и моего скромного образа, который был сформирован в родственно-житейском контексте и никак не соответствовал логике харизмы, присущей гипнотизерам.
Привлекательность мистического дискурса существенно превосходит привлекательность рационального. Можно сколько угодно твердить о бездарном культе гипнотизеров. Защитников психологического мракобесия все это только раззадорит. Помню, в той беседе я утверждал, что гипноз — это терапия, где оба участника процесса прикидываются дураками. Одна сторона, гипнотизирующая, делает вид, что верит в действенность своей гипнотической силы, другая сторона, гипнотизируемая, делает вид, что этой силе поддается.
«Расскажи нам, пожалуйста, что-нибудь из своей практики!»
Психотерапия для многих непрофессионалов имеет репутацию дела, наполненного приключениями. Порой сталкиваешься с представлением о своей работе как весьма опасной, причем угрозы идут со стороны клиентов. Широкое хождение имеют сюжеты о похотливых клиентках, пытающихся соблазнить терапевта, об опасных маньяках.
«Работы прибавилось в последнее время?»
Вариант: «Психов за последнее время стало намного больше?» Разговор здесь неизбежно касается избитой темы «дурной современности». Часто сталкиваешься с представлениями о том, что раньше жили по-другому, намного лучше. Мы имеем дело с тоской по идеализированному образу жизни былых времен. Так называемый прогресс порождает так называемый пассеизм5, это неизбежно.
Эта тема густо нашпигована ходульными журналистскими штампами. Мол, наше время полно постоянных перемен, бешеных скоростей, утери человеческих связей, давления избыточной информации, всеобщей враждебности. Немудрено, что при таком раскладе психика страдает сильнее всего.
Интересно, что эти суждения резко противоречат другой стратегии — банальной мифологии. Она противопоставляет российские традиции дружеских отношений, претендующие на особую близость, западной взаимной холодной отчужденности. Друг лучше терапевта. Не на Западе живем, слава Богу, всегда, даже посреди ночи, можем запросто, без предварительного звонка, зайти к другу, раздавить бутылку водки (женский вариант — хлопнуть по бокалу мартини) и все обсудить.
Феномен «скользкого склона»
Президент Национальной федерации психоанализа Андрей Куликов вместе с коллегами провел уникальное исследование сексуальных чувств пациентов и психотерапевтов. В исследовании приняли участие 90 пациентов и 90 психотерапевтов, представляющих психоанализ (ПАТ), личностно-ориентированную реконструктивную психотерапию (ЛОРП) и гештальт-терапию (ГТ). Сексуальные чувства к психотерапевту чаще отмечают пациенты в ПАТ и ГТ, причем женщины чаще мужчин. Пациенты в ГТ и ЛОРП чаще испытывают во время психотерапии сексуальное возбуждение, чем пациенты в ПАТ. Чувства пациентов носят в основном гетеросексуальный характер.
www.nfp.oedipus.ru
«Работая с ними, сам не свихнешься?»
Опасения относительно «заразности» душевных болезней, к счастью, не так распространены, как прежде. Здесь имеет место, скорее, забота о душевном здоровье психолога. Дескать, работа с пациентами требует такой траты душевных сил, что запас их, с высокой степенью вероятности, может истощиться — и тогда неизбежно заболеет сам терапевт. Причем речь здесь пойдет не о банальном «синдроме сгорания». Имеется в виду нечто такое, чем страдают сами клиенты. Сойдя с ума по причине своей тяжкой, наполненной тягостными эмоциями работы, психотерапевт уподобится тем, кого он сам до того пользовал, как в «Палате № 6» Чехова. Особое унижение будет заключаться в том, что он сам станет пациентом и его начнут лечить. Известный кинематографический комический персонаж — сумасшедший психиатр — вполне может быть встроен в эту народную мифологему. Врачу, исцелися сам!
2 Дедушка (нем. Gro?vater) — обиходное прозвище З. Фрейда в психотерапевтических кругах.
3 Случаи, когда нам предлагают нарушить профессиональную деонтологию, мы здесь не рассматриваем, ввиду того, что это относится к собственно терапевтической работе и выходит за рамки темы нашей статьи.
4 Хочется уточнить, что этот эпизод относится ко времени моей профессиональной молодости советских еще времен. Тогда всякое бывало, что сегодня выглядит забавно, и гипноз тоже.
5 Пассеизм — неприятие тенденций современности, приверженность ценностям и культурным идеалам прошлого.
Читайте также часть 1 и часть 3